"Я не знаю".

"Ты лжешь!"

"Если даже и так, ты должна довольствоваться этим".

Адриана сгорала от желания разорвать это создание на части, вернуть его к состоянию слепых ферментов, лишить способности говорить и внушать ей ложные мысли. Возможно почувствовав ее намерения, возможно не желая больше отвечать на ее вопросы, серафим удалился.

Дрожа от злости, Адриана развернулась, собираясь вернуться к кораблям, и вдруг поняла, что потеряла их из виду. Продолжая злиться, она начала искать следы, оставленные ею на влажном мху, чтобы по ним найти дорогу назад, но не увидела никаких следов. Раздражение нарастало, она попробовала пойти в другую сторону. В крайнем случае она может позвать на помощь Креси, но пока ей не хотелось этого делать. Или обратиться за помощью к джиннам, но и с ними ей сейчас не очень хотелось иметь дело.

Она была уже готова призвать их, когда заметила ярко-синее пятно, показавшееся неестественным в этом лесу. Она повернулась к пятну. Подойдя ближе, она различила лежащую на земле Ирину. Но что-то было странное во всем ее облике. Очень странное. Казалось, она на кого-то пристально смотрит, а шею ее обвивают ярко-красные бусы…

Подойдя еще ближе, она ясно увидела, что у Ирины перерезано горло.

В это же самое мгновение в кустах послышался треск ломаемых веток, а потом кто-то вскрикнул: "О господи!"

Адриана увидела Креси, уставившуюся на труп Ирины. Креси повернулась к ней с вытаращенными от удивления глазами.

– Ну, моя дорогая, – прошептала Креси с недоверием в голосе, – кажется, ты слишком буквально восприняла мой совет.

Комната, где собрались участники совета, показалась Франклину ящиком, полным гремучих змей.

В удушливых клубах табачного дыма мароны, с почти черными лицами, поигрывая томагавками и кинжалами, свирепо глядели на следопытов, те с такой же свирепостью сверлили их пронзительно-острыми взглядами, будто говоря, что помнят о кровной мести. Аппалачи, ямакро и чероки насмешливо посматривали друг на друга, солдаты Каролины и воины маркграфа также обменивались злыми взглядами.

Как только ему в голову могла прийти мысль, что все эти племена и народы можно объединить в одно целое? Не получится уговорить этих людей забыть о бурлящей в них ненависти. Какими словами убедить их слиться воедино в борьбе за абстрактные для них понятия – свободу и независимость?

Франклин вспомнил, с какой смелостью он выступал в Чарльз-Тауне, бросая вызов Джеймсу и его двору. Но в Чарльз-Тауне он был уверен в поддержке Тайного союза, заранее организованной. Тогда, несмотря на внешние обстоятельства, он точно знал, что одержит верх. Но здесь он чувствовал себя в явном меньшинстве, это порождало неуверенность и… ощущение подавленности. Даже знакомые лица, как, например, лицо Париса Накасо, казалось, таят в себе угрозу. И хотя в Чарльз-Тауне он десять лет прожил в бок о бок с неграми, он вдруг осознал, что не понимает и по-настоящему не знает этот народ.

В еще большей степени это касалось маронов. Это были негры, отстоявшие право на свободу до того, как Черная Борода им ее даровал, – крепкие мужчины и женщины, которые, подобно индейцам, жили в лесной глуши и среди скал. Чтобы прокормить себя, они не брезговали воровством и грабежами. Многие из них были рабами, сбежавшими сразу же, как только их привезли на континент, они были настоящими африканцами, почти или даже совсем не говорившими по-английски. И казались совершенно чужими: обвешанные оружием, с волосами, не знавшими гребня и ножниц, в пестрых одеждах. Нелегко будет найти с ними общий язык. Им мало кто доверяет, как совершенно справедливо заметил Макферсон.

И индейцы, когда он видел их на улицах Бостона или Чарльз-Тауна, никогда раньше не внушали ему страх. Они вызывали интерес, даже острое любопытство. В Тайный союз входило много индейцев, но это были те, кто уже принял европейский образ жизни. Многие даже и не помнили, к какому племени они принадлежат, в них смешалась кровь многих племен, а также негров и белых. Но Франклин понимал, что он и их толком не знает, хотя каждый день встречался с ними на улице. Ни одного из них он не мог назвать своим другом, не считая Красных Мокасин из племени чокто, но его среди здесь собравшихся не было. А те, кто прибыл на совет, выглядели настоящими дикарями, как, например, расположившийся справа от Оглторпа старый вождь ямакро – Томочичи. На его обнаженном торсе красовалась татуировка в виде птицы с широко распростертыми крыльями. С общей массой индейцев сливались и оказавшиеся врагами чероки, и только что прибывшие аппалачи. Франклин чувствовал себя как когда-то в турецком диване, словно его выбросили в открытое море.

"Что может помешать им сейчас обрушить на нас весь накопившийся гнев за те страдания, что принесли им англичане?" – подумал Франклин.

Но он все же надеялся найти подход к каждому.

Нейрн открыл заседание совета, детально рассказав о вторжении, осуществленном на территорию английских колоний, упомянул о самом болезненном, – что за этим вторжением стоит Россия. Нейрн блистал красноречием, но по непроницаемым лицам слушателей Франклин не мог понять, как они воспринимают слова губернатора.

Когда Нейрн закончил свое выступление, в комнате стояла тишина, только бормотали переводчики, заканчивая перевод последних фраз. А затем, словно по какому-то сигналу, все враз заговорили, закричали, заспорили.

Нейрн сделал жест, призывая к порядку, но относительная тишина была восстановлена только резким и повелительным окриком Оглторпа.

– Ни для кого не секрет, – начал он, – что я поддерживаю короля якобитов. Он, по моему мнению, истинный король всех англичан. – На лице маркграфа появилось недовольное выражение, так как его слова вызвали ропот. Он поднял вверх руку, и вновь, как ни странно, все замолчали. – Если бы я мог выбирать, – продолжил он, – то я бы, вероятно, встал на сторону короля. Но я не принадлежу себе, поскольку выражаю волю народа, а среди моего народа мало, ничтожно мало англичан. Есть ямакро и немцы, французы и испанцы, и, конечно же, англичане, и не только католики, а представители и других конфессий. В течение многих лет мой народ сам решал, по каким законам ему жить на этом континенте. Англия не могла оказывать нам поддержку, а наши братья из английской колонии не желали помогать нам. Сама жизнь заставляла нас принимать решения, выбирать друзей и заключать союзы. Мы вели борьбу за выживание и победили в ней. И я не хочу отказываться от достигнутого нами, и мой народ не разрешит мне это сделать, тем более отдаться во власть марионеточного короля, за спиной которого прячется русский царь, и не важно, за кого король себя выдает и что лично я думаю по этому поводу.

Франклин слушал его речь, затаив дыхание, и только сейчас смог немного расслабиться. Пусть они потеряли чероки, но, кажется, они приобрели в союзники маркграфа.

Но Оглторп не закончил своего выступления, он продолжал:

– Это с одной стороны. С другой стороны, господин Нейрн и господин Франклин предлагают нам присоединиться к ним. Но Содружество никогда не оказывало нам помощи, особенно когда мы в этом нуждались, напротив, оно было нашим активным противником. И особенно сильно мы страдали от притеснений жителей Каролины. В ходе последней войны они захватили наш порт Саванну[38]и тем самым лишили нас возможности вести торговлю с Венецией. И теперь мы вынуждены покупать товары по более высоким ценам у торговцев Каролины или у более бедных испанских торговцев. Кроме того, наши испанские и французские союзники весьма настороженно относятся к альянсу с англичанами и, я думаю, на то есть основания. Это английская война, а мы во всех смыслах уже давно не англичане. И поэтому получается, что в интересах моего народа держаться в стороне от этой войны.