силуэта башни. Внезапно Дрейк понял, что ему во что бы ни стало нужно добраться до часов. Его часов.

23. Подарок

Свой план осуществить не получилось. Пенное пойло, что пришлось выпить, как-то не очень хорошо подействовало на голову, отчего она хорошо так пошла кругом. И единственное, чего хотелось, так это то, чтобы это все прекратилось.

Поднявшись на второй этаж, где располагались спальные комнаты, Дрейк зашел в ту, на которую ему указал Рихард, и сразу завалился на единственную в этой тесной комнатушке кровать. Ее умудрились поставить под самое окно, но кто был сиим гением, Дрейку было неинтересно. Он почти сразу же заснул, и проснулся тогда, когда ему в лицо с распростертого окна забил яркий солнечный свет.

Но подъем не дался легко: вся спина, пятая точка и ноги сильно болели. Последствия долгой езды на лошадях и жесткий матрас сделали свое, и Дрейк вместо того, чтобы встать на ноги, чуть не упал с кровати на покрытый царапинами пол. Но удержался и сел на ее краю, глубоко вздохнул и вытер лицо ладонями.

От стены справа слышался забористый храп. Снизу — глухие отзвуки обрывков речи. Со стороны приоткрытого окна слышался тихий гул. Дрейк поднялся и шагнул к нему. Выглянул. Широко распахнул глаза от удивления, и полностью раскрыл его. Оперся руками об оконную раму, принялся наблюдать за утренней жизнью города.

Внизу по мощеной дороге метров три в ширину шли по своим делам люди. Тут были и взрослые, и дети, люди в аккуратных и ярких одеждах, и в более простых. Один мужчина нес на спине привязанную к телу веревками большую корзину с овощами, под весом которой он согнулся. В метрах десяти от него у угла перекрестка деревянными мечами играли дети. Но не успел человек с корзиной дойти до них, как мимо него пробежал невесть откуда взявшийся пацан в оборванной майке и штанах. Остановившись на полушаге, он ловко дернулся к мужчине и подпрыгнул, стянул выглядывающие из корзины пару початков кукурузы. Он исчез так же быстро, как и появился. А вот мужчина так ничего и не заметил.

Сквозь шум утреннего города слышалось тихое ржание находившихся лошадей, при порывах ветра иногда тянуло навозом. Если прислушаться, можно было даже различить среди фонового городского шума и кукареканье. На пронзительно голубом небе, на котором можно было заметить вибрирующие контуры ячеек купола, висели крупные пятна облаков. В двухэтажном доме напротив тоже были распахнуты окна, и через их неплотные занавески было частично видно интерьеры комнат. На небольшом карнизе, тянувшимся вдоль всей стены здания, стояли продолговатые горшки с пышной свисающей зеленью, или же, пышными цветами.

Дрейк уловил их тонкий аромат. И тут вспомнил о розах, которые стояли у на столике у кровати, когда он пришел в себя на ферме уже в теле человека. Когда он познакомился с Аркеном и Найрой…

К горлу подобрался тугой ком. Дрейк резко отлепился от окна, сел обратно на кровать, схватился за волосы. Он вдруг понял, что ничего больше не будет, как прежде; что Аркен больше никогда не вернется. И что, скорее всего, он больше никогда не увидится с Найрой.

А это значило самое главное; что вернуть свое тело и вернуться домой уже никто и ничто не поможет. Не было надежды и на Лину; в последний раз она крайне странно повела себя. Более того, она уже воспринималась не так, как прежде. Реакция человеческого тела на нее была очевидной; Лина была опасной. Но, с другой стороны, в этом не было смысла. Оставалась только она одна, кто мог кое-как помочь обрести свое тело и вернуться домой. Но даже так. Как она могла найти его… здесь? Как она вообще могла знать, что его занесло в этот город?..

Прокручивая в голове все эти мысли, Дрейк все больше и больше впадал в отчаяние. Оно удушающей волной прокатилось по телу, заставило течь по щекам слезы.

Как вдруг в дверь постучали.

Дрейк встрепенулся, вновь ощутив раскалывающую тело боль. Быстро вытер лицо ладонями. Поднялся и отодвинул щеколду, открыл дверь.

На пороге стоял Рихард. С уложенной прической, в своем потрясающем жилете и штанах, не знающих пятен от тяжелых путешествий. С широкой улыбкой на лице. Как тут его улыбка медленно сползла с лица, оставив сосредоточенное спокойствие.

— Что случилось? — взволнованно поинтересовался он.

Дрейк вытер рукавом рубашки лицо — слезы так предательски и лились.

— Ничего. Вспомнил о… друге, — тихо сказал он.

Рихард растерянно хмыкнул, обеспокоенно посмотрел по сторонам.

— Значит так, парень. Пойди умойся и приведи себя в порядок. Уборная в конце коридора и направо. А потом спускайся вниз. Стол уже накрыт. Надо покушать, пока Пит и Джордж не проснулись. А то они такие прожоры, что тебе ничего не оставят.

С этими словами Рихард развернулся и ушел направо, к двойным дверям, за которыми находилась ведущая на первый этаж, лестница. Поднял руку и помахал ею, словно бы знал, что его провожали взглядом.

Дрейк закрыл дверь в комнату и подошел к комоду, стоявшему в углу близ кровати. У стоявшей на нем масляной лампы, на которой остались жирные следы копоти и грязи, лежал ключ от комнаты. Дрейк взял его и полотенце с крючка у входной двери. Закрыл дверь и вставил ключ в замочную скважину, несколько раз провернул. Это не получилось с первого раза; ключ то и дело застревал.

Когда дверной замок щелкнул, Дрейк высунул ключ и спрятал в карман. Двинулся налево, в уборную. Ему повезло, она не была занята. Но была такой же маленькой и тесной, как, видимо, все комнаты в этой таверне.

Тут над раковиной висело вставленное в пошарпанную раму прямоугольное зеркало. И Дрейк впервые за все время увидел себя. Он оказался счастливым обладателем пышной, но короткой шевелюры темно-коричневого цвета, больших голубых глаз, маленького прямого носа и толстых бровей. За все время у него самого успела отрасти щетина, но не такая плотная и тем более, не ухоженная, как у Рихарда.

И только сейчас пришло понимание, почему Аркен не раз подолгу уходил на второй этаж на ферме, а после приходил гладкий и как бы помолодевший. Почему-то о себе тогда Дрейк не подумал, что у него тоже могут расти волосы на лице.

— Ну и уродец, — уронил он, внимательно рассматривая себя в зеркало. — Драконом я был изрядно красивее…

Он провел пальцем по колючей щетине. Как тут он вспомнил о словах Рихарда и принялся приводить себя в