– Почему? – спросил Витервокс.

Худощавый мужчина еле заметно улыбнулся.

– Ну, потому что именно я совершил мошенничество – или попытался совершить. Но полагаю, что на деле жертвой мошенничества стал я сам. Думаю, что все было законно. Я пытался обмануть дьявола.

Мистер Коэн отпрянул и поспешно перекрестился. Гросс остался невозмутим. А Витервокс сказал:

– Дьявола, да? Откуда вам известно, что это был дьявол?

***

Мне не известно (сказал худощавый мужчина). Это был какой-то дьявол, какого-то особого вида. И я даже не видел его… не видел это… Но я точно уверен. Мистер бармен, не знаю вашего имени, будьте добры, налейте этим господам выпить и запишите на мой счет. Я должен кому-то обо всем рассказать или… в общем, я должен кому-то рассказать.

Все началось с того, что мой друг, Кэл Ходжен – ну, то есть он считался моим другом – заинтересовался средневековым колдовством. Я думал, что это сущая ерунда. Особенно книги, которые, по его словам, были гримуарами, руководствами по дьяволизму и магии. Предполагалось, что книги созданы в Средние века, но Кэл мне однажды признался, что большинство из них напечатано в восемнадцатом столетии; книги состарили, чтобы продать подороже. Все равно он относился к книгам серьезно и не раз испытывал формулы, рисовал магические фигуры на полу и произносил заклинания. Говорят, книги – ненадежные советчики, но единственный способ отыскать что-нибудь – следовать указаниям своих наставников, а потом выяснить, куда эти указания вас завели. Именно так Генри Гудзон, пытаясь отыскать Северо-Западный проход, открыл реку Гудзон.

Ни одно из его заклинаний не сработало – во всяком случае, тогда. Я помню, как-то поздно вечером мы прервали эксперименты, чтобы немного выпить, и Кэл заметил: просто удивительно, насколько медленно соображают адские силы; если бы кто-то из тамошних главарей явился, он бы с радостью продал свою душу, которая все равно, скорее всего, погибнет, а так он бы получил за нее еще немного денег.

Он пошутил, но в его словах звучала какая-то затаенная мысль; я забеспокоился, что у него на самом деле могут начаться неприятности. На мой вопрос Кэл ответил: да, у него серьезные проблемы. Я мог одолжить ему сотню. Я, в общем, так ему и сказал, но эксперименты все-таки сильно на нас повлияли, мы оба были взволнованы… Вот я и сказал, что готов заключить сделку, купив его душу.

К тому времени мы выпили уже немало – рюмок по пять, наверное. Кэл обдумал весь этот проект с убийственной серьезностью; он составил перечень условий и записал все юридические словечки, которые мы смогли придумать. В документе было сказано, что он согласен продать мне, Альберту Конраду, одну душу за пять тысяч долларов в любое время в течение месяца со дня подписания. Мы оба подписали бумагу каплями крови. Потом мы выпили кофе.

Я все-таки выпил недостаточно, и чашка кофе на меня подействовала. Вот я и решил чем-нибудь заняться – взял один из гримуаров Кэла и сел почитать, чтобы потом легче было заснуть. Когда вчитался повнимательнее, то мне вроде бы стало понятно, почему дьявол (если существовал такой персонаж, доступный земному зрению) не мог серьезно воспринять те заклинания, которые были изложены в гримуарах. Там приводилось множество формул для продажи душ, но у всех продавцов имелись какие-нибудь козыри, припрятанные в рукавах; так что колдун, который продал душу, мог в последний момент сбежать. Можно подумать, что даже самый придурковатый демон разгадает обман, но, очевидно, люди, которые сочиняли эти гримуары, не верили в существование демонов – или считали их уже полными идиотами.

Это мне показалось нелогичным, и сначала я хотел вызвать Кэла и рассказать ему, где он совершил ошибку. Но было уже поздно; после выпивки и кофе я почувствовал некоторое успокоение и утомление; двигаться было нелегко. И пока я сидел в кресле и размышлял обо всем этом, мне пришло в голову, что в кармане у меня лежит договор о совершенно честной продаже души, без обмана или попытки обмана. Если бы я сумел каким-то образом вызвать дьявола, то мог бы открыто предложить ему самую настоящую душу; конечно, душа не моя, но я не верил, что дьявол будет на этот счет кочевряжиться. Вот основа бизнеса, которой недоставало «средневековым» книгам, – подлинность предложения. И когда я разберусь с дьяволом, я смогу заплатить Кэлу его пять тысяч.

Все это была чистой воды фантазия; я посмеялся и лег спать. На следующий день я действительно позвонил Кэлу и рассказал, почему все его заклинания не достигли цели. Он сначала пытался возражать, но через некоторое время сказал, что я, может быть, прав; если искренность необходима для того, чтобы попасть на Небеса, то она, вероятно, требуется и в другом ведомстве; если намерения не высказаны открыто – дьявола призывать так же бесполезно, как и Святого Духа.

(Мистер Коэн, который отодвинулся как можно дальше от рассказчика, но при этом продолжал слушать, в этот момент опять перекрестился.)

Чем больше я думал об этом, тем сильнее становилась надежда на то, что я смогу занять, возможно, уникальное положение в истории человечества – благодаря соглашению, которое подписал Кэл. Теперь мне стало совершенно ясно, что средневековые алхимики и чародеи сами себя вводили в заблуждение, даже когда они искренне верили в то, что делали, и их эксперименты были нагромождением нелепостей. Но мне показалось, что за долгие столетия они все-таки отыскали некоторые ключи к истине. В конце концов, астрологи изобрели астрономию. Кроме того, как сказал Кэл, формулы в гримуарах – единственные уцелевшие указания; мне приходилось следовать им и надеяться, что с их помощью удастся достичь цели.

Понимаете, к тому времени я уже решился испытать свои силы. Это было серьезное дело. В заклинании упоминался волшебный меч, а у меня никакого меча не имелось, но я раздобыл кочергу и изрядно поработал над ней напильником и точильным камнем. Я решил, что в итоге у меня получилось нечто более-менее подходящее. Да, еще я нашел свечу для окуривания серой; сера ужасно воняла, и я чуть не задохнулся. Я долго практиковался, выводя кистью еврейские письмена, – и сумел сделать довольно приличные копии знаков Тетраграмматона.

В итоге я обзавелся всем необходимым, и в полночь, как говорилось в гримуаре, начал творить заклинания. Они звучали весьма внушительно, даже в английском переводе. А я, разумеется, использовал средневековую латынь; я не хотел ничего менять в предписанной формуле; и я все время повторял про себя, что предложение делается искренне, без обмана. И я добился успеха.

(Гросс потрясающе громко рыгнул, мистер Коэн чуть не выронил бутылку, которую держал в руку, а Витервокс разинул рот. «Вы хотите сказать, что видели дьявола? – недоверчиво спросил он. – Мистер Коэн, еще по одной».)

Нет, ничего подобного я не говорил. Я же в самом начале сказал вам, что никакого дьявола не видел. Но я знаю, что одного из них вызвал. Огни вокруг моего пентакля стали синими, и никакого другого объяснения я просто не могу найти; я внезапно задрожал, хотя в комнате было совсем тепло, и я неожиданно почувствовал прилив страха и отчаяния, как будто весь мир рухнул, а я лишился своего последнего друга. Самое странное… ну, вам знакомо такое чувство, когда вы читаете, всматриваясь в страницу, а кто-то заглядывает вам через плечо? Вот такое ощущение, только усиленное раз в десять. Я осмотрел комнату, я вертел головой во все стороны, но в комнате никого не было, а я определенно чувствовал, что рядом кто-то есть.