времен Нюрнберга Шахт заявлял, что не пел хвалу Коху на Ostmesse, а критиковал преследование евреев. И все же Шахт признается, что Кох сидел рядом с ним и похлопал его после этого по голове. В те времена Кох не признавался ни в своей услужливости Гитлеру и Борману в годы войны, ни в своем открытом потворстве жестокости. Как будто он никогда не проповедовал антисемитизм. Шахт не был единственным членом «Круга сопротивления», к которому обращался Кох. В разгар безобразий Коха на Украине крайне привередливый и разборчивый экс-посол Ульрих фон Хассель напишет, что Коха когда-то считали «наполовину порядочным».

Нелюбовь Коха к вмешательству СС в дела его «царства» Восточной Пруссии сохранялась. Во время войны в качестве губернатора части Польши и Украины ему нравилось вставлять палки в колеса непрактичным гиммлеровским мерам по расовому устройству. Но он не осмеливался устраивать обструкцию арестам, проводимым гестапо, или акциям ликвидации людей, осуществлявшимся тайной полицией, даже когда наблюдались посягательства на его власть. Именно за это бездействие судили его поляки в 1958 г. Презрение Коха к Гиммлеру не распространялось на аппарат, которым командовал Гиммлер, и для этого были достаточные причины. Кох поддерживал переписку с братьями Штрассер еще в 1933, если не в 1934 г. По крайней мере один сотрудник гестапо, похоже, поверил, что Гейдрих работал у Коха в управлении в 1931 г. и что он получал эту корреспонденцию как материал для шантажа. Этот факт поставил Коха на край пропасти в печально известный день 30 июня 1934 г. В документе, озаглавленном «Политический набросок моей борьбы», который Кох составил в 1950 г. и зачитал на своем процессе в 1958 г., Кох писал, что Геринг отказал ему в своей протекции во время убийства Рёма, Грегора Штрассера и их последователей. Великий гаулейтер был вынужден прятаться в Кенигсберге в доме Мюллера, евангелического «епископа рейха», в то время как Геринг обыскивал дом Коха и контору. Еще в апреле 1936 г. Кох сказал Гансу Гизевиусу, что ожидал, что его убьют согласно следующему проскрипционному списку. Его крови жаждал не только Гиммлер, но и сам Гитлер, ибо он «знал вероломство Габсбургов».

Этого памятного разговора достаточно, чтобы объяснить поведение Коха в своей канцелярии в оккупированной части Восточной Европы, и прежде всего его подлые, неискренние словоизлияния в отношении гитлеровской идеологии, которую он никогда не разделял. До начала вторжения в Советский Союз Кох никогда не демонстрировал презрения к славянам и евреям, которое разгорелось в мозгу Гитлера во время его жизни беспризорным юношей в Вене и которое было обострено собственной чувствительностью Гитлера к своему происхождению, да еще и сомнительной внешностью. (Отец Гитлера, Алоис Шикльгрубер, был усыновлен мужем его матери (Алоис был внебрачным ребенком) Георгом Гидлером (Гитлером). Алоис Гитлер был трижды женат. Последняя жена, мать Адольфа Гитлера, Клара Пельцль, была моложе мужа на 23 года. Она умерла от рака груди, когда Адольфу было 18 лет (в 1907 г.). А в 1908 г. будущий фюрер переехал в Вену. — Ред.) Кох никогда не страдал от того, что выглядит как розовый поросенок. И он никогда не стал бы бранить советскую систему. Еще в 1939 г. у Коха был разговор с профессором Карлом Буркхардтом, верховным комиссаром Лиги Наций по городу Данцигу, с которым он встретился в замке Поданген. После оплакивания судьбы германской молодежи, лишенной лидеров перед приходом национал-социализма, Кох признался, что только Гитлер спас его от превращения в отъявленного коммуниста.

Находясь на посту рейхскомиссара Украины, именно у Гитлера Кох позаимствовал свои презрительные высказывания о покоренных народах. Никакие подобные ощущения не посещали железнодорожного клерка из Рура в 1920-х гг., когда он въехал в свое будущее королевство Восточной Пруссии, смутно представляя себе, как вообще выглядят славяне. Близость Кенигсберга к Советскому Союзу способствовала скорее росту радикализма Коха, чем его германского национализма. В 1934 г. он опубликовал небольшую книгу под названием Aufbau im Osten («Разворот на Восток». — Пер.). Напечатанная шрифтом, близким к средневековому готическому, она содержала ряд претенциозных исторических сравнений, которые, как говаривали, были для него написаны неким Вебер-Крозе. В нее также вошли несколько речей Коха. Кто бы там ни был у Коха в соавторах, книга, по крайней мере, показывает тип вещей, которым Кох одолжил свое имя, например теорию о том, что германская молодежь должна избрать путь окрепшей бесклассовой молодежи Советского Союза, а не декадентской, упадочнической молодежи капиталистического Запада; также присутствует теория о том, что обширные земные пространства на Востоке не являются, как он проповедовал позднее, местом, с которого коренных жителей надо изгонять, как краснокожих индейцев, чтобы создать зерновой пояс, а должны стать домом для немецких и русских пионеров-первопроходцев, счастливо живущих вместе.

Еще более важной была дружба Коха с профессором-русофилом из Кенигсбергского университета Теодором Оберлендером, которому пришлось короткое время работать на Коха на Украине. В год публикации своей книги Кох принял участие в секретной беседе между Оберлендером и галицийским евреем Карлом Радеком (Собельсоном) из старой большевистской («ленинской») гвардии. И Оберлендер, и Радек выступали против сползания их правительств к враждебным отношениям. Радек, на самом деле странная личность, оказался поклонником СС и СА. Этот и другие грехи Кох должен был загладить после своего украинского назначения. Известно, что он приветствовал заключение московского Пакта о ненападении и что он же был разочарован планом «Барбаросса». Когда Оберлендера придали украинскому правительству как офицера абвера сразу же после катастрофического соучастия в событиях во Львове, Кох почти немедленно избавился от этого напоминания о своем прошлом.

Видимо, в Кохе скрывался идеалист. Если это так, то он был очень хорошо спрятан, если такой разборчивый человек, как Ульрих фон Хассель, смог назвать его «наполовину достойным». В августе 1941 г. Коху было сорок пять лет. Он был невысокого роста, с бычьей шеей, крупным и красным лицом, украшенным дурацкими усами «а-ля Гитлер». В этом опереточном персонаже ключевой нотой была, конечно, агрессивность. Фотографии Коха идеально согласуются с вульгарностью и жестокостью его речей, для которых он задавал тон с самого начала. Весьма интересно было бы выяснить, чем занимался Кох 25 августа 1941 г. — в день, когда его заместитель Пауль Даргель принимал первую «порцию» территории Украины из рук военной администрации. Видимо, сам Кох был в это время в министерстве Розенберга в Берлине. Его принимал некий майор люфтваффе Кранц, начальник отдела «Информация и пресса». Как рассказал коллега, Анатоль фон дер Мильве, Кранц приветствовал Коха словами: «Господин рейхскомиссар, могу ли я поздравить вас с интересным и полезным заданием, к которому вы только что приступили?»

Кох. Какое задание?

Кранц. Я имею в виду задание возвратить понятие