Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Практические люди, однако, могли пробраться на низшие административные ступени лишь в случае, если эти немногие были необходимы там, где постов было много. В феврале 1943 г. на Украине было 114 германских гебитскомиссаров. Следующей единицей ниже гебита был район, или группа деревень, и здесь шефами районов были коренные украинцы. А еще ниже были сельские старосты и старосты малых городов, а также советы старейшин.
Такими были в теории пределы местного самоуправления на оккупированной немцами Украине. Однако теория не совпадала здесь с реалиями. С отступлением Красной армии рухнул весь советский аппарат государственных центров по сбору сельхозпродукции. Так что огромная часть урожая 1941 г. была сознательно уничтожена или оставлена гнить на корню, в то время как то, что уцелело, было предназначено для вермахта. Не было сделано никаких срочных попыток заменить советскую систему снабжения, а это означало, что большие индустриальные украинские города были брошены на произвол судьбы и оставлены умирать с голоду. Это и подразумевалось приказами Геринга в рамках «Зеленого досье». Выжившие среди городского населения, все еще бывшие в больших количествах, были вынуждены в лучшем случае приторговывать, чем могли, на свободном черном рынке. Если немцы умывали себе руки с этой проблемой, то они также сквозь пальцы смотрели на деятельность торговцев. В результате украинские города, наполненные нищетой, хотя была лишь первая зима войны на Востоке, достигли уровня самоуправления, которого не было в сводах законов.
Это было абсолютно совместимо с германской политикой в Восточной Европе. С украинскими городами обращались точно так же, как немцы обращались с польскими гетто с 1940 г. Только высокоорганизованный черный рынок мог поддерживать жизнь в огромных изолированных гетто Лодзи и Варшавы. Внутри гетто еврейская администрация создала особый рынок и распределяла его продукты как полностью независимая власть. Тот же самый принцип в применении к русским городам был противоположным тому, что Гитлер называл своими «политическими приготовлениями», но это был единственный принцип, который работал.
В соответствии с обращением Гитлера к генералам 30 марта 1941 г. большая толика украинских местных государственных чиновников давным-давно должна была быть уничтожена как носитель советской идеологии, однако немыслимо, чтобы можно было найти достаточно антибольшевиков, компетентных для заполнения этих тысяч освободившихся постов. Первой задачей шефа района было удовлетворение требований бесконечного потока приезжих германских чиновников, занятых поисками сельхозпродукции, «рабов» (т. е. кандидатов на работы в Германию) или подозреваемых партизан. Позднее, когда немцы, отступая, выполняли приказ о выжженной земле, обязанностью шефа района стало уничтожение посевов, мельниц и рогатого скота, за счет которого существовали сельские общины. Таким образом, местная администрация из коренного населения стояла перед приятным выбором быть расстрелянной либо немцами, либо молодыми людьми из своего же народа, сбежавшими в лес. На Украине, однако, где такой выбор был не в новинку, наблюдались загадочные свойства выживания. Никакая физическая катастрофа так и не уничтожила чувства общности у людей. Свидетелем этому — странное дело Вукоопспилки — украинской кооперативной рыночной ассоциации, которая, как утверждает Отто Брайтигам, пережила сталинскую тотальную атаку на украинского крестьянина в 1929–1934 гг. Она пережила и Эриха Коха, пытавшегося конфисковать ее имущество, и Службу безопасности Гиммлера, убившую ее руководителей. Она пережила и месть Красной армии в 1943–1944 гг., существует она и сегодня.
«Убей или будешь убит» — не все украинские местные органы власти сталкивались с такой дилеммой, но наверняка те, по крайней мере, кто тесно сотрудничал с немцами, потеряли всякое доверие у населения задолго до того, как немцы были вынуждены покинуть украинскую территорию. Эра хлеба-соли в знак гостеприимства и украшательства танков гирляндами из цветов была очень краткой. Разочарование пришло вместе с отделением Трансднистрии, с заключением в тюрьме и казнью членов ОУН и УПА, с жестоким содержанием пленных в украинских шталагах и дулагах и последующей неуверенностью, будет ли истребление по признаку национальной принадлежности применено только к одним евреям (и цыганам. — Ред.). Оно пришло вместе с запредельными требованиями поставок сельхозпродукции как гражданскими лицами, так и солдатами, вместе с вербовочными отрядами Заукеля и ужимками Эриха Коха. И все же совокупность этих ошибок была превзойдена германской земельной политикой. Может быть, украинцы смирились бы со всеми другими тяготами, если бы им было позволено верить, что немцы освободят их от марксистской системы. Но точно так же, как это произошло в бывших Прибалтийских республиках, немцы сохранили колхозы и совхозы, потому что они обеспечивали поставку большего объема продукции. В странах Балтии советское правление длилось чуть дольше года, и немцы стали наследниками лишь начальных процессов коллективизации и национализации. Но на Украине коллективизация проводилась в течение четырех лет принуждения и сопротивления (1929–1933 гг.), которые были еще свежи в памяти. Одно это стало причиной восторженной встречи (автор преувеличивает — далеко не везде. — Ред.) в июле 1941 г.
Через управление четырехлетним планом Геринга шли подробнейшие инструкции районным руководителям сельхозсектора экономического штаба «Восток». Инструкции, содержавшиеся в первом варианте «Зеленого досье», выпущенные 23 мая 1941 г., требовали сохранить без ущерба и изменений как колхозы, так и совхозы. С любой попыткой немецких учреждений распустить колхозы следовало бороться самыми суровыми мерами. Архибюрократ Герберт Бакке, отвечавший за эти девяносто четыре страницы инструкций, говорят, объявил, что, если бы колхозы уже не существовали, немцам пришлось бы их изобрести. Сам Гитлер