доказательства твоей версии о происхождении менторов.

— Первое доказательство: я знаю, что такое быть неписью, оставаясь при этом сознанием человека. Второе: я общалась с обломком сознания твоей жены задолго раньше тебя.

— Когда?

— Помнишь, когда ты вышел из игры, взорвал себя, а потом продолжил играть, я настояла, что мы должны найти менторов?

— Ну.

— Так вот. Теперь я поняла, что со мной говорили не менторы, а твоя Валя.

— Оля.

— Менторы это не просто какие-то алгоритмы, придуманные Адамом Мицкевичем, но гибрид алгоритма менторов и человеческих бинарных массивов.

От очередной догадки я даже дёрнулся под телом Нейли:

— Души тех людей, которых поглотила информационная энтропия!?

— Убивая людей в игре, Общество как бы подкармливало менторов новыми порциями бинарных массивов людей.

— Это делало их умнее и сильнее?

— Трудно сказать, как обрывки чьих-то воспоминаний могут сделать машины умнее, но… примерно так.

Я снова задумался, как бы машинально водя пальцами по бедру Нейли. Она недовольно шевельнулась. Я поспешно продолжил разговор:

— Получается Адам Мицкевич вовсе не гениально создал менторов, но гениально предвидел, что Общество будет убивать людей, используя его игру?

— Да. Тайком от Злой Эн он создал механизм сбора остаточной информации от сознаний, уничтоженных энтропией.

— Значит, не менторы выбрали меня для выполнения их плана по взрыву сервера… но та часть их, в которой сохранилась Ольга?

— Не она одна, — возразила Нейля. — Чёрт знает, сколько народу Общество растворило в игре. От каждого осталось по куску личности, по блоку воспоминаний или привязанностей к жизни. Все вместе они слиплись в многоликого ментального монстра, в гибридный бинарный массив, состоящий из менторов и обрывков человеческих воспоминаний. Он-то и общался с игроками в образе Марьям.

Нейля снова говорила так вдохновенно, будто я был главой совета директоров инвестфонда F-rontal, которому она пыталась продать менторов.

При этом мы лежали друг на друге, стиснутые корпусом субмарины, и я не видел её лица, а только кусочек уха с завитком блестящих, неизменно чистых волос синтезана.

— Поэтому Оленька так странно говорила, — пробормотал я в это ухо. — Она не могла отделить себя от других личностей.

— Я не знаю, какой твоя Лида была при жизни. Может, она всегда бред несла.

Я снова пропустил её злой выпад в сторону моей мёртвой жены.

— Этим можно объяснить их непоследовательность! Ведь это не сами менторы действовали, а обломки чужих сознаний. Ведь даже когда Марьям рассказывала нам якобы всю правду о менторах, она словно путалась в том, что считать правдой.

— Всё может быть. Гадать мы можем бесконечно.

Мне казалось, что ничего безумнее технологии переноса сознания в любое тело уже не придумать. Но тут появились новые люди — синтезаны.

Как только я привык к тому, что искусственные тела — это не фантастика, так открылось, что бинарные массивы, разрушенные энтропией, были поглощены менторами, усилив их возможности.

— А ты говоришь, что тебе скучно, книжку бы почитать, — сказал я. — Такое не во всякой книжке встретишь.

#

До ближайшей льдины у берегов Антарктиды оставалось километров пять, когда скорость субмарины резко упала.

— Приплыли? — осведомилась Нейля. — Батарейка села?

— Нет, заряд на пятидесяти пяти процентах.

Пакистанские партнёры чингизидов, выкравшие субмарину у экологов, выкорчевали из неё все камеры, приборы и датчики, освобождая место для контрабанды. Сняли даже уникальную установку по добыче водорода из воды, видимо, продали кочевникам, которые устанавливали их на свои броневики в качестве резервного двигателя.

Всё наше оборудование заключалось в бытовом планшетном компьютере, который старший чингизид назвал «бортовым». Самодельная программа на планшете управляла двигателем и рулями подлодки.

Я вызвал на проект-панно панель управления. Она была примитивной, всего несколько команд: Sail to destination, Up, Down, остальные набраны на неизвестном мне алфавите.

Был ещё лог событий, в котором объяснялась причина остановки: из-за непроходимых условий окружающей среды, или что-то вроде того.

— Наверное, слишком много подводного льда, — предположила Нейля.

Я выбрал команду Up, началось всплытие.

Люк у субмарины располагался снизу, ведь её конструкция не подразумевала, что кто-то будет входить или выходить из неё на воде.

После открытия люка я вывалюсь прямо в воду, а подлодка, вероятнее всего, затонет.

— Ты готова? — спросил я.

Нейля поелозила на мне, хватаясь за ручки сумок с нашими пожитками. Я нащупал рычаг открытия люка и дёрнул.

Ледяная вода окатила спину, я провалился в черноту океана.

#

Утонуть мы не боялись.

Во время длинного путешествия мы много раз пересекали реки и озёра. Тяжёлое тело синтезана тонуло почти сразу, требовалось сильно и быстро махать руками и ногами, чтобы держаться на поверхности.

С дыханием тоже случилась интересная трансформация: во время длительного погружения в воду наступало ощущение удушья, хотя смертью оно не грозило. Точно так же как ощущение сильного холода не замораживало насмерть.

Марьям больше не было с нами, никто не мог чётко объяснить отношения к-атомной матери и воды, но я и сам догадался, что все эти ощущения происходили в моём сознании, как фантомные боли. Я слишком хорошо помнил, что остановка дыхания — это смерть.

Так же, без Марьям, я разобрался в специальном индикаторе, который появлялся в интерфейсе после нескольких минут нахождения в воде — он показывал количество кислорода в оргмате. Вероятно, он участвовал в создании итераций.

Уменьшался этот индикатор так медленно, что я толком и не знал, как долго синтезан может жить без воздуха. Несколько часов уж точно.

Моё сознание адаптировалось к очередной супер силе. Скоро я свободно ходил по дну реки.

Не боясь захлебнуться насмерть, любовался подводным миром и даже ловил рыб за хвост, ведь скорость синтезана даже в воде превосходила живые существа.

#

Всплыв на поверхность, мы ухватились за борта субмарины.

Над чёрной водой нависли серые тучи, на горизонте эти тучи словно соединялись с водой, образовывая замкнутый мир из льда, чёрной густой воды и ветра. Кое-где белели ледяные холмы, а справа, как фантастический дом из моего видения о летающем городе, возвышался айсберг.

И только вдали различалась светло-серая полоска береговых льдов. Туда нам и надо.

Плыть с сумками было невозможно, поэтому большую часть пути до берега мы как бы «прошагали» по дну. «Фотофоры» рассеивали темноту, показывая дно, усеянное гладкими камнями или кусками жёлтого, словно от древности, льда.

Ни рыб, ни растений. Хотя в рекламе Лабсетэк показывали толпы пингвинов, косяки рыб и тюленей. И бесконечные заросли водорослей на дне.

Только один раз попалась гора пластиковых труб, облепленных какими-то камнями: следы присутствия человека.

Для всплытия применили режим «Импульс»: выскочив из воды, как рыбы, приземлились на лёд. Его поверхность закачалась под нашими ногами.