Лопухин в самом деле был обойден. Начальственная рука небрежно вычеркнула его из списков. Хотя обиженным князь себя не чувствовал, но Орлов испытывал перед приятелем неловкость. Буксгевден уже поручик, да и другие…

– Из дома что-нибудь пишут?

– Редко, – вздохнул Бегичев. – Последний раз еще перед Пасхой. Но вроде бы все в порядке.

– А про моего отца? Штадены мне сообщили: плоховат он становится, болеет. А я даже в отпуск не смог вырваться.

– Мне тоже писали, будто он нездоров, – признался Павел. – Но старается держаться, тобой очень гордится, надеется, что будешь если не генералом, то хоть полковником.

Помянули еще нескольких знакомых, выпили по паре стаканов вина, и Бегичев откланялся. Он действительно очень спешил к новому месту службы.

Орлов остался сидеть в одиночестве. Встреча разбередила душу, заставила вспомнить о родных местах. Да еще разболелась голень левой ноги, предвещая скорую перемену погоды.

Очевидно, к дождю…

Оставаться в палатке не хотелось. Ротмистр взял трубку и выбрался наружу. Там, чуть в отдалении, стоял Кузнецов. Вид у старого унтера был несколько сконфуженный, будто он чего-то натворил или чего-то недоглядел.

При виде вышедшего офицера Кузнецов подобрался, шагнул навстречу.

– Ваше благородие, разрешите спросить?

– Спрашивай, Васильевич.

– Правда, что у нас будет война с французами?

– Наверное – да, – кивнул Орлов.

– Тогда дозвольте остаться, Александр Александрович.

– Зачем? – удивился ротмистр. – Ты свое уже отслужил.

– Так-то так. Но, баю, речь о судьбе нашей земли пойдет, – твердо ответил унтер. – Не хочу в энтом деле на печи отлеживаться. Столько вместях воевали…

– Старый ты конь! – Орлов порывисто обнял соратника. – Конечно, повоюем!

От былой ностальгии не осталось следа. Даже рана перестала болеть, словно погода решила обойтись без дождя, а, напротив, даровать людям теплое солнышко. Для многих – едва ли не в последний раз.

Война тяжела не столько сражениями, сколько бесконечными перемещениями. Днем и ночью, в любую погоду войска по необходимости совершают марши, перестраиваются, то собираются вместе, то рассредоточиваются в зависимости от непрерывно меняющейся обстановки. А тут еще отсутствие вестей, заменяемых слухами, тревоги, переживания…

Первая и Вторая армии отступали от границы в глубь России. Наполеон без малейшего сопротивления захватил Вильно, Ковно и целый ряд других городов. Теперь сообщение со столицей стало затруднено. Курьеры были вынуждены огибать захваченную врагом территорию, новости на юг приходили с опозданием, да и кто будет объяснять простым солдатам и офицерам все планы командования?

В войсках негодовали, возмущались, недоумевали. После войны многое становится понятнее, но в походах всякий видит лишь небольшой фрагмент целого, остальное – что слышит, что домысливает, верной же картины нет ни у кого.

Обсервационная армия нависала над правым флангом уходящих в глубь страны наполеоновских полчищ, и французскому императору приходилось выделять силы, чтобы блокировать ее. Помимо оставленных на месте войск, непосредственно прикрывающих Великую армию, с фронта на Волынь были направлены два корпуса: саксонский под командованием генерала французской службы Ренье и австрийский Шварценберга. Сорок три батальона и шестьдесят эскадронов при ста десяти орудиях являлись немалой силой. Кроме того, у них были все преимущества наступающей стороны. Обороняющиеся вынуждены растягивать свои линии, поджидать врага отовсюду, в то время как последний может сосредоточить в наиболее удобном для себя месте превосходящие силы, обеспечив тем самым перевес в грядущем сражении.

Для парирования возможных ударов Тормасов оставил в резерве весь корпус генерал-лейтенанта Остен-Сакена – восемнадцать батальонов, сам же маневрировал с остальными войсками в готовности принять решающую схватку.

Посреди этого пришла хорошая новость. Мир с Турцией был подписан и утвержден, и теперь на помощь Третьей армии шла Дунайская. Правда, путь ей предстоял неблизкий, раньше осени не стоило и надеяться на ее подход, а до этого надлежало держаться с помощью любых имеющихся средств.

Офицеров несколько смущал командующий Молдавской армией. Не то чтобы они имели что-то против Чичагова, но адмирал во главе сухопутных войск…

После сдачи адмиралом Сенявиным вверенных ему эскадр Англии доверие армейцев к флоту упало до нуля. Можно ли было в той путаной обстановке поступить иначе или нет, никто особо не задумывался. Важен был сам факт, и потому Чичагову загодя не верили, в то же время понимая, что до его прибытия еще надо дожить.

И что бы ни ждало, жизнь или смерть, вся армия хотела одного.

Хорошего боя.

Тормасов не ждал сосредоточения противника. Первыми границу в нескольких местах пересекли саксонцы – и Тормасов коротким ударом отбросил их от Брест-Литовска. Это было тринадцатого июля, а пятнадцатого авангард русской армии подошел к Кобрину.

Высшее умение полководца – оказаться сильнее противника. Город перед тем был занят пятитысячным отрядом саксонцев под командованием генерала Кленгеля.

У графа Ламберта имелась лишь кавалерия. Родной Александрийский полк, драгунские Стародубовский и Тверской да казаки. Выманить противника в поле не удалось, а в городе все преимущества были у саксонской пехоты. Кленгель рассыпал перед городом егерей, установил орудия и довольно легко отразил первые, прощупывающие оборону атаки.

Зато граф мог не дать врагу уйти, и Ламберт действовал спокойно и основательно, словно дело происходило на маневрах.

– Князь! Возьмите два эскадрона и перекройте дорогу на Пружаны! – коротко распорядился генерал.

– Слушаюсь! – Мадатов радостно вскинул руку к киверу.

Подполковник рвался в бой, словно он сулил несравненное счастье. Да и как иначе, когда враг стоит на твоей земле?

Дорога лежала по другую сторону Мухавца, неширокой и неглубокой реки. Гусары проскочили ее вброд, с ходу, не обращая внимания на ерундовое препятствие.

– В атаку!

Орлов мимоходом привычно отметил, как наклонились пики передней шеренги, а задняя вскинула руки с обнаженными клинками.

Два выставленных в заслон саксонских эскадрона были молниеносно порублены и смяты и в беспорядке помчались к недалекому городу.

Александрийцам ворваться в Кобрин на плечах противника не удалось. Ряды расстроились при атаке, к тому же дальше сильно мешали различные канавы, а тут еще путь преградили умело укрывающиеся за всевозможными препятствиями егеря…

– Валериан Григорьевич! Что делать будем? – Орлов подскакал к командиру, пристально всматривающемуся в сторону противника.

– Какой приказ был? Не выпустить. Значит, будем не выпускать! – темпераментно отозвался князь.