Ну и само сверло. Это вообще произведение кузнечного искусства местного разлива. Длинный стальной стержень (сталь кузнец ковал из лучшего кричного железа, перековывая его несколько раз для уплотнения), а на конце — режущая головка. Я долго ломал голову над ее формой. Обычный заточенный ломик, как тут делали раньше, давал кривой канал. Нужно было что-то более хитрое. В итоге остановились на сверле с двумя режущими кромками и канавками для отвода стружки — что-то вроде очень примитивного спирального сверла, только канавки были прямые, выкованные и потом пропиленные напильником. Заточку режущих кромок я контролировал лично, используя свои знания и самодельные шаблоны. Закалку тоже проводили под моим руководством — с цементацией режущей части в костяном угле для твердости. Получилось нечто страшное на вид, но, как я надеялся, рабочее.

Сборка всего этого монстра заняла еще неделю. Всё подгоняли, притирали, крепили. Постоянно что-то ломалось — то инструмент не выдержит, то деталь треснет при затяжке болта, то мастер накосячит с размером. Я метался между слесарями, плотником, кузнецом, своими учениками, пытаясь всё проконтролировать, разрулить косяки, подбодрить, а иногда и рявкнуть для острастки. Спал по три-четыре часа, питался чем придется. Но станок перестал быть набором железок и деревяшек. Он обретал форму, целостность. В нем чувствовалась мощь и какая-то разумность, что ли. Логика инженерной мысли, воплощенная в таких примитивных материалах.

И вот, наконец, момент настал. Все основные узлы были собраны. Шпиндель вращался (правда туговато), механизм подачи сверла двигался, само сверло было заточено и установлено. Оставалось только присобачить привод к передней бабке. Водяного колеса еще и в проекте не было, так что пока решили обойтись ручным воротом с большим рычагом — как на колодцах делают, только помощнее. Четыре дюжих солдата из тех, что Орлов выделил в помощь, должны были обеспечить вращение ствола.

Я оглядел свое творение. Машина получилась громоздкой, неуклюжей, совсем не похожей на изящные станки из будущего. Скорее, она напоминала какой-то средневековый пыточный агрегат. Но если она заработает, это будет прорыв, который может изменить ход войны.

— Ну что, мужики, — сказал я своим помощникам, которые столпились вокруг, с любопытством и некоторым страхом разглядывая монстра. — Завтра будем пробовать. Загоним первый ствол. Помолимся, чтобы не развалилась наша красота к херам собачьим.

Ночь перед первым испытанием станка я почти не спал. Ворочался на своей жесткой лавке, гонял в голове все узлы этой махины. А вдруг шпиндель заклинит? А вдруг станина не выдержит вибрации? А вдруг сверло сломается в самом начале? Или, хуже того, его уведет в сторону, и канал получится еще кривее, чем при старом способе? Ответственности на мне висело столько, что нервяк даже раздражал уже. Провал означал бы конец моей карьеры «умельца», да еще это был бы огромный удар по репутации Брюса и Орлова, которые за меня поручились. Да и перед своими ребятами — Федькой, Ванькой, Гришкой, слесарями Иваном и Семеном, стариком Аникеем — было бы стыдно. Они вложили в этот станок столько сил.

Утром в мастерской царило нервное оживление. Все ходили на цыпочках, переговаривались шепотом. Я еще раз проверил все крепления, смазал трущиеся части салом (лучшей смазки тут не было), поправил установку сверла. Проверил ворот для вращения ствола — солдаты, выделенные для этого, уже стояли наготове, переминаясь с ноги на ногу и с опаской косясь на невиданную машину.

Первым делом надо было доложить Брюсу. Просто запустить станок без ведома главного начальства было бы глупостью. Я отправил Федьку к поручику Орлову с запиской:

«Машина сверлильная к пробе готова. Прошу Вашего благородия прислать весть графу Якову Вилимовичу и испросить дозволения на запуск».

Федька умчался как на крыльях.

Ответ пришел неожиданно быстро, и не с запиской, а с самим Орловым. Поручик влетел в мастерскую взъерошенный, глаза блестят.

— Петр! Граф сейчас приедет! Сам! Сказал, хочет лично поглядеть на твое «чудо механизации», как он выразился! Так что давай, готовься! Чтоб всё было чин чинарем! И не ударь в грязь лицом!

Сам Брюс приедет! Вот это да! Значит, он действительно следит за моей работой. А ответственность теперь возрастала стократно. Одно дело — запустить станок самим, в тишине, исправить косяки, если что. И совсем другое — делать это на глазах у самого генерал-фельдцейхмейстера!

Мы забегали, как ошпаренные. Подмели пол вокруг станка, убрали лишний инструмент, протерли тряпками самые видные места. Я еще раз проинструктировал солдат у ворота, как крутить — медленно, равномерно, без рывков. Объяснил слесарям, как подавать сверло с помощью ходового винта — тоже плавно, чувствуя сопротивление металла. Мои пацаны должны были следить за смазкой и отводом стружки (если она вообще пойдет). Все волновались страшно.

Ждать пришлось недолго. Вскоре во дворе послышался стук колес дорогой кареты и цокот копыт лошадей охраны. Мы все высыпали из мастерской. К крыльцу подкатила уже знакомая мне карета графа Брюса.

Лакей распахнул дверцу…

И тут я чуть не сел на землю от неожиданности.

Из кареты вышел не только строгий и подтянутый Брюс.

Рядом с ним, опираясь на трость, стоял… сам Петр Алексеевич!

Царь! В простом зеленом мундире Преображенского полка, без свиты, без помпы, только с Брюсом и парой адъютантов.

Вот это да! Такого я точно не ожидал! Видимо, Брюс доложил Царю о готовности станка, и тот, известный своим интересом ко всяким техническим новинкам и нетерпением, решил не ждать докладов, а увидеть всё своими глазами.

Мы все замерли. Солдаты охраны вытянулись в струнку. Полковник Шлаттер, непонятно откуда взявшийся, согнулся в три погибели. Орлов тоже вытянулся, бросив на меня быстрый ободряющий взгляд.

Петр окинул взглядом двор, толпу разинувших от удивления рты работяг, потом уставился на меня.

— А, Смирнов! Фельдфебель! Вот ты где! — прогремел его знакомый резкий голос. — Ну что, сказывай, Яков Вилимович говорит, машину ты свою доделал? Это ж которая стволы должна ровно сверлить? Али брехня?

— Никак нет, Ваше Величество! — выдавил я, вежливо поклонившись. — Готова машина… К пробе…

— К пробе… Ну, так чего стоим? Показывай! Не терпится глянуть на диво сие! А то болтать все мастера, а как до дела — так пшик один! Веди!

Петр Великий уверенно зашагал к моей мастерской, не обращая внимания ни на Шлаттера, ни на прочих. Брюс и Орлов двинулись следом. Я, поплелся впереди, показывая дорогу.

В мастерской стало тесно. Царь, Брюс, Орлов, пара адъютантов, да еще Шлаттер