– Но разве это столь плохо? Теперь не надо тратить силы на то, чтобы вновь завоевать его сердце и доказать, что его выбор был верным…

– Это удобно, сестра… Понимаешь, это хорошо для тех, кто не привык трудиться над своими чувствами, кому достаточно одной победы в жизни… Тому, кто живет только днем сегодняшним…

«Равнодушному лентяю и себялюбцу», – услышала Герсими горькие мысли невестки.

О, как же хотелось Герсими переубедить невестку! Как хотелось поведать, что произошло с Шахрияром в те девять дней, когда она, Шахразада, недвижимая, лежала в своем сновидении, более похожем на смерть, чем на сон!

Да, тогда Шахрияр вновь стал самим собой – пылким, чуть безумным, готовым на все ради любимой… Но… Но Шахразада пришла в себя, и… пришел в себя Шахрияр, вернувшись к удобному облику скованного традициями халифа.

Девушка продолжала бы предаваться воспоминаниям, но голос невестки вновь привел ее в себя. А слова повергли в настоящий ужас.

– Должно быть, милая моя сестренка, я все же решусь остаться там… Там, где жизнь бурлит, там, где каждый день жизни как первый и единственный, там… там, где каждый день следует вновь и вновь завоевывать любовь близких, вновь и вновь даря им новую себя…

– Но что же делать, сестра? – с нешуточным испугом спросил Шахрияр. – Как удержать ее здесь?

– Я вижу только одно, о властитель…

– Шахрияр, – с досадой перебил ее халиф.

– …О да, Шахрияр, конечно. Я вижу только один путь – вновь и вновь завоевывать собственную жену, даря ей не только пылкую страсть, но и уважение, привязанность, ни с чем не сравнимую возможность увидеть в давнем-предавнем знакомом удивительного незнакомца…

– Вновь навлечь на себя какое-нибудь проклятие?…

– Тоже не так плохо… Однако избрать такое, что окажется по плечу только твоей жене…

Герсими холодно и чуть ядовито улыбнулась.

– Хотя, мой царь, если тебя устраивает все, что происходит сейчас, ты можешь просто оставить все без изменения… Можешь увлечься какой-нибудь пустой побрякушкой из поистине великолепного гарема твоего батюшки…

– И позволить каким-то белоглазым альбионским пройдохам обольщать мою жену?!

– О да, пока ты обольщаешь очередную безголовую одалиску… Ведь для этого нужно так мало: горсть сладких фиников или миндаля, два глотка коварного сладкого вина щедрой Мадейры и всего-то парочка часов в тиши опочивальни…

Шахземан не узнавал своей жены. Ибо сейчас перед троном халифа восседала не милая и бесконечно терпеливая Герсими, а жестокая, даже бессердечная колдунья.

Шахрияр молчал. Да и что он мог сказать? Ибо ему оставалось только сделать выбор… Первый путь, уже хорошо изученный, пройденный, удобный: дать жизни течь так, как она течет… И потерять свою жену, оставшись наедине со сладкими и печальными воспоминаниями и надеждами, что некогда она вновь откроет глаза и назовет его любимым…

И путь второй: вновь броситься в бой, дабы завоевать сердце совершенно неизвестной женщины, которой мало воспоминаний, которой и посейчас нужно кипение жизни в точности такое же, как в первые дни их любви… Броситься в бой для того, чтобы она увидела, на что он и теперь готов ради нее.

Шахрияр думал. На одной чаше весов лежала его удобная и привычная жизнь, а на другой – жизнь самой Шахразады, которая готова навсегда отдаться коварному бесконечному плену самого сладкого из своих сладких снов.

И никто в Малом церемониальном зале (даже невидимкой присутствующая здесь же бессмертная Фрейя) не мог знать, каким будет его решение.