Потом...

С неба опять посыпались бомбы. Больше я ничего не помню, так как пришел в себя только в полевом госпитале. Я лишился ноги и, как меня тогда уверяли, в какой-то мере разума. Считалось, что это следствие контузии, и я, убедившись в тщетности попыток рассказать правду, вынужден был согласиться с общим мнением. И мое тело, и мой разум стали жертвами той бомбежки...

Да... Но среди вещей, которые мне вернули при выписке из госпиталя, была та, которая подтверждала правдивость моих воспоминаний. Она и сейчас при мне.

Поверх жилета Гирешци носил золотую цепь. Из левого кармашка он вытащил серебряные карманные часы, совершенно не гармонировавшие со старинной цепью, а из правого — медальон, о котором говорил. Он передал медальон Драгошани. Затаив дыхание, Драгошани схватил его и буквально впился в него глазами, не обратив никакого внимания на часы и цепь. На лицевой стороне медальона он увидел прекрасной работы геральдический крест, принадлежавший рыцарям святого Иоанна Иерусалимского. Однако крест был кем-то старательно изуродован — во многих местах его пересекали глубокие царапины. А на обратной стороне медальона...

Драгошани в какой-то степени был готов увидеть то, что увидел: грубо сработанный барельеф, изображающий дьявола, летучую мышь и дракона. Изображение было слишком хорошо ему известно, и сам собой вырвался давно мучивший его вопрос:

— Вы выяснили его происхождение?

— Вы имеете в виду геральдическое значение этого изображения? Я пытался. Несомненно оно что-то означает, но мне не удалось установить происхождение именно этого герба, его принадлежность. Я могу вам рассказать о символике дракона или летучей мыши, исходя из местной истории, но что касается дьявола, то связанное с ним довольно... неясно. Я, конечно, пришел к определенным выводам, но это всего лишь догадки, предположения, почти ничем или мало чем под...

— Нет, — нетерпеливо оборвал его Драгошани. — Я не это имел в виду. Это изображение мне хорошо известно. Что вы знаете о человеке, о том существе, если хотите, которое дало вам медальон? Удалось ли вам что-либо узнать о его жизни?

Он с нетерпением ждал ответа, сам не до конца понимая, почему задал этот вопрос. Он вырвался у него сам собой, как будто под влиянием порыва.

Гирешци, кивнув, взял из рук Бориса медальон, цепь и часы.

— Возможно, вам это покажется странным, потому что, окажись вы на моем месте, после всего что я пережил, вы наверняка постарались бы избежать всего, что может быть связано с подобными вещами. Вам, наверное, и в голову не пришло бы, что эти события дали толчок моим многолетним поискам и исследованиям. А случилось тем не менее именно так. Конечно же, приступая к такого рода частному расследованию, я прежде всего постарался выяснить имя человека, которого уничтожил в ту ночь, а также все, что возможно о его семье и жизни. Итак, звали его Фаэтор Ференци.

— Ференци? — Драгошани повторил имя, словно смакуя его звучание. Он наклонился вперед, и пальцы его, упиравшиеся в стол, побелели от напряжения. Он был уверен в том, что это имя что-то для него значит. Но что именно? — А его семья?

— Как? — Гирешци, казалось, было очень удивлен. — Вы не находите в этом имени ничего особенного? О, фамилия достаточно известна. Я подскажу вам — она имеет венгерские корни. Но Фаэтор?

— И что из этого?

Гирешци пожал плечами:

— Я только однажды встретил это имя — совершенно в ином контексте. Речь шла об одном из князьков белых хорватов, жившем в девятом веке. Его фамилия звучала очень похоже — Ференциг.

"Ференци... Ференциг... — думал Драгошани. — Одно и то же”. Но тут же сам себя поправил. С чего это вдруг он пришел к такому заключению? Однако в то же время он сознавал, что эта мысль не просто так возникла в его голове — он давно знал о двойственности натуры Вамфири, как о непреложном факте. Двойственность натуры? Однако и это, наверное, достаточно опрометчивое заключение. Он имел в виду только то, что одинаковы имена, но не то, что их носили одни и те же люди, вернее человек. Или все-таки он был уверен в большем? Только сумасшедшему может прийти в голову, что хорватский князь девятого века и современный румынский землевладелец — одно и то же лицо. Точнее, такое предположение могло, бы показаться невероятным, если бы Драгошани со слов старого дьявола не знал, что сама концепция вампиризма и бессмертия весьма далека от безумной.

— А что еще вам удалось узнать о нем? — наконец нарушил молчание Драгошани. — О его семье? Я имею в виду тех, кто остался в живых. О его жизни? За исключением того, что он мог быть отдаленно связан с хорватами.

Гирешци нахмурился и почесал голову.

— Да... — проворчал он. — Разговор с вами — поистине неблагодарное дело. У меня такое ощущение, что вам заранее известны ответы на все вопросы и фактически вы знаете гораздо больше меня. Создается впечатление, что мой рассказ вы используете лишь для подтверждения собственных умозаключений и твердых убеждений... — Он на минуту замолчал. — Так или иначе, насколько мне известно, Фаэтор Ференци был последним представителем своего рода. После него никого не осталось.

— Вот в этом вы ошибаетесь, — Драгошани понял, что проболтался, и закусил губу, затем, понизив голос, добавил:

— Я имею в виду... вы не можете утверждать это с полной уверенностью.

Гирешци был ошеломлен.

— Ну вот, вы, похоже, снова знаете больше, чем я. — Во время разговора он не переставал потихоньку потягивать виски, принесенное Драгошани, но оно, судя по всему, на него совершенно не действовало. Сделав еще несколько глотков, он предложил:

— Если позволите, я расскажу вам все, что мне удалось узнать об этом Ференци.

— Я начал поиски после окончания войны. Жаловаться на жизнь мне, в общем-то, не приходилось: у меня был дом — вот этот, а за потерянную ногу мне выплатили “компенсацию”. Все это плюс небольшая пенсия по инвалидности обеспечивали мне сносную жизнь. Роскоши я, конечно, позволить себе не мог, но у меня была постоянная крыша над головой и достаточно средств, чтобы не голодать. Моя жена... она стала еще одной жертвой войны. Детей у нас не было, и я больше никогда не женился.

Если говорить о причинах моего глубочайшего интереса ко всему, что касается вампиров, то, наверное, у меня просто не было другого выхода. Точнее, я ничем больше не хотел заниматься. Эта тема магнитом притягивала меня...

Ладно, не стану больше утомлять вас объяснениями — мне просто хотелось, чтобы картина была ясна вам полностью. Как я уже сказал, мои поиски начались с Фаэтора Ференци. Я снова поехал туда, где все произошло, разговаривал с теми, кто мог знать его. Большая часть округи была стерта с лица земли, но несколько домов все же уцелели. От дома Ференци остался лишь черный от копоти остов, и ничего нельзя было узнать о его прежних обитателях.

И все-таки имя мне выяснить удалось — я нашел его сразу в нескольких источниках: в почтовой службе, в журнале регистрации земель и собственности, в списках пропавших без вести и погибших, в списках жертв войны и других. Но это были официальные источники, а тех, кто знал его лично, мне никак не удавалось найти. Наконец я отыскал пожилую женщину, которая жила в этой районе, — вдову Луорни. Лет за пятнадцать до начала войны она работала у Ференци — приходила убираться в доме два раза в неделю и содержала его в порядке. Так продолжалось около десяти лет, но потом она вдруг потеряла интерес к свой работе. Она не могла с точностью сказать, что послужило тому причиной, но для меня было очевидно, что это было связано с самим Ференци. Что-то в нем настораживало, беспокоило ее, пока наконец ее терпение не пришло к концу. При каждом упоминании его имени она непрестанно крестилась. И все-таки она рассказала мне немало интересного. Я постараюсь вкратце пересказать, что мне удалось узнать.