— Естественно, — с оттенком раздражения ответила девушка. — Ведь я англичанка!

Увы, должен признаться, что за все время пребывания в Инвернессе я так и не смог познакомиться с хваленым инвернесским акцентом. Возможно, мне просто не повезло. Я не менее пятидесяти раз провоцировал местных жителей на различные беседы, но ни единожды мне не удалось насладиться безукоризненной красотой английского языка. Может, инвернесский акцент попросту изжил себя? Я вполне допускаю, что в прошлом, когда в Инвернессе говорили в основном по-гэльски, а английский только начали преподавать в школе, язык этот настолько поразил неискушенных горожан, что спровоцировал вспышку лингвистического перфекционизма.

5

На левом берегу Несс высится темный от кипарисов и ливанских кедров холм под названием Томнахурих. Это холм смерти. Когда в незапамятные времена безымянный первобытный поток устремился к морю, то оказавшийся на его пути холм не дал слабину и устоял на месте. В результате воды реки разделились на два рукава и теперь огибают непреклонный холм с обеих сторон. Жители Инвернесса превратили этот холм в одно из самых прекрасных кладбищ в мире.

Мне довелось услышать по крайней мере два толкования названия слова «Томнахурих». В одном варианте это слово означает «холм эльфов», в другом переводится как «холм-лодка». Не требуется обладать глазом кельта, чтобы разглядеть в этом огромном лесистом кургане контуры лодки, перевернутой вверх килем и представляющей на всеобщее обозрение обросшее морскими водорослями днище. Что касается фейри, то, конечно же, они имеют к этому холму самое непосредственное отношение. Если бы Томнахурих умел говорить, он мог бы многое рассказать о несчастных похищенных малютках (ведь всем известно, что фейри время от времени крадут детей). И вообще, вы поступите очень благоразумно, если ночью будете держаться подальше от этого холма. А иначе не ровен час услышите тихие звуки волшебного рила и не сможете отказаться от приглашения потанцевать. Вот тут-то вы и пропали! Все инвернессцы знают историю о двух уличных музыкантах — Фаркуарсоне Гранте и Томасе Камминге из Стратспея. Как-то раз их пригласили поиграть для обитателей Томнахуриха. Друзья не сумели отказаться и ночь напролет наяривали рилы. Когда танцы закончились, они вернулись обратно в город. Но что за диво? Инвернесс разительно переменился. Вместо деревянного моста через Несс, по которому они проходили несколько часов назад, стоял новенький каменный. Люди на улицах тыкали в них пальцами и насмехались над странной одеждой музыкантов. Вскоре выяснилось, что пляски фейри продолжались целое столетие! Дальше было еще печальнее: когда оба волынщика вошли в церковь и услышали имя Божие, они тут же обратились в прах.

Меня привел на Томнахурих человек, который столь яро восхищался этим местом, что становилось ясно: он ждет не дождется, когда его похоронят на холме. Плохо было то, что он твердо рассчитывал на мою компанию.

— Послушайте, дружище, — увещевал он меня, — вы когда-нибудь видели такое местечко? Вот где можно обрести покой в конце жизни! Только посмотрите на те деревья…

Я постарался убедить его не переходить на личности, но все оказалось бесполезным. Он настаивал на моей кандидатуре в качестве соседа по Томнахуриху. Я же со своей стороны считал, что — независимо от того, насколько мне понравилось или не понравилось кладбище — это не самая приятная форма товарищества.

— Вы только представьте, как мирно лежать здесь! Воистину, лучшего и не пожелаешь…

Мы поднимались по спиральной дорожке, переходя с террасы на террасу. Со всех сторон нас окружали ровные ряды могильных камней. Время от времени сквозь заросли кипарисов и кедров проблескивало голубое пятно Мори-Ферта или же мелькали скученные городские крыши. Тишину нарушало лишь беззаботное пение какой-то птахи да заунывное бормотание моего приятеля.

— О да, — бубнил он с каким-то усыпляющим упорством, — лежать здесь — большая привилегия.

Я почувствовал, что разговор начинает меня угнетать.

— Неужели вам не хочется, — продолжал он давить на меня, — чтобы внизу тихо бежала река, а за спиной высились горы Хайленда?

Наконец мы достигли плоской вершины холма и бросили взгляд вниз — на тенистые аллеи с могилами и темными кипарисами. Пейзаж напоминал декорации к пьесе Метерлинка «Синяя птица». Я подумал, что и вправду не видал в своей жизни более прекрасного кладбища — тихого, мирного и в то же время проникнутого ужасающим пафосом смерти. С вершины этого величественного кургана мы смотрели на запад — там стояли горы, и на восток, где искрилась и блестела морская гладь. Прямо под ногами у нас пролегла долина, по которой текла извилистая река.

— Если мечтаешь об идеальном месте упокоения, — убеждал меня приятель, — то лучшего места не сыскать.

Томнахурих действительно выглядел идеальным местом. Холм фейри и одновременно корабль смерти.

6

В четырех милях от Инвернесса расположена Куллоденская пустошь — место, где печально завершился один из самых романтических эпизодов шотландской истории. Я не знаю, есть ли в мире человек, более подходящий на роль идеального героя, нежели принц Чарльз Эдуард. И существует ли более дерзкая авантюра, чем предпринятая им попытка вернуть своему отцу корону Стюартов. На всем протяжении этой истории — с тех пор как Красавец Принц Чарли высадился в Шотландии и вплоть до того момента, когда он, потерпев поражение, бежал с одного из Гебридских островов — этот человек производил впечатление неисправимого романтика, сочетавшего в себе черты бескорыстного Дон-Кихота и пылкого Д'Артаньяна. Странно сознавать, что в то время уже появился на свет Джеймс Уатт. Мир стоял на пороге новой эры. А этот юноша выступил с мечом в руках в личный крестовый поход против узурпатора королевства…

Итак, вернемся в июль 1745 года.

В море неподалеку от мыса Лизард раздаются пушечные залпы. Два военных корабля — английский и французский — упорно сражаются на протяжении пяти часов, а затем уползают в разные стороны зализывать полученные раны. В то же время 16-пушечный французский фрегат, который предпочел не вступать в бой, продолжает свой путь к шотландским берегам, точнее, к Внешним Гебридам. Ему удается опередить надвигающийся шторм и пристать к крошечному островку Эрискей, расположенному у южной оконечности Саут-Уиста.

На берег сходят семеро, и среди них — 24-летний юноша с большими карими глазами и каштановыми волосами, на концах отливающими чистым золотом. Это Чарльз Эдуард, который именует себя не иначе как «принцем Уэльским, регентом Шотландии, Англии, Франции и Ирландии, а также всех принадлежащих им доминионов». Он прибыл в Шотландию с единственной целью — изгнать с трона ненавистного узурпатора Георга II и посадить вместо него своего отца. Увы, прибыл он с пустыми руками — точь-в-точь как и его отец за тридцать лет до того. Однако на этом сходство и кончается. Юноша обладает несравненно более яркой натурой! В нем сошлись крови Стюартов и Собеских[39]. Чарльз Эдуард в полной мере обладает личным обаянием Стюартов, подкрепленным хорошей порцией огня Собеских.