способностями. Что-то, с деревом связанное, – он стал щеклать пальцами, припоминая.

– Дубина, – моментально сказал Дэниэл, не представляя надобности в нём.

– Верно, – обрадовался рерис и, посмотрев на Альберта, повторил,– дубина.

– Я дубина? – заголосил Альберт, и его большие зелёные глаза вытаращились в возмущении.

– Да, именно дубина, – подтвердил рерис.

– Очень добрый день! С чего бы?

Рерис с родительской любовью посмотрел на присутствующих, излагая:

– Не нужно просчитывать все варианты, нужно просчитать только те, которые нас интересуют.

– То есть все, – пробухтел Альберт.

Рерис разочарованно вздохнул и обратился в Дэниэлу:

– Есть слово, обозначающее уровень развития интеллекта еще ниже, чем у дубины?

Дэниэл и остальные растерянно захлопали глазами.

– Снова запамятовал… – рерис снова стал прищелкивать пальцами и мычать, – есть у вас детектив, умнейший человек и отменный наблюдатель. Мопс, Хопс, Шопс…

– Холмс, – подсказал Джек, – Шерлок Холмс. Но это вымышленный персонаж, частный сыщик, знаменит умелым использованием метода дедукции и чрезвычайной наблюдательностью.

– Мы воспользуемся дедукцией и легко выясним, какие действия предпримут теперь террористы.

– Отец, у вас есть наблюдения, которыми вы с нами ещё не поделились?

В этот момент в комнату плавно вошла Мария, в руках у неё был серебряный поднос с керамическим чайником и чашками. Она поставила перед каждым чашку, налила чаю, а затем, улыбаясь, медленно опустилась в кресло рядом с Гансом.

– По психологическому портрету станет намного легче выяснить интересующую вас личность, – сказала она, оглядывая вокруг.

Ганс заметно оживился, его спина выпрямилась, и глаза забегали.

– Тогда, может быть, прекрасная дама и объяснит психологию нашего лидера-злоумышленника? – попросил он.

– Как мы мило теперь называем этого психопата, – вставил Василий.

– Я могу сделать предложение, – мягко говорила Мария,– но я человек и мне свойственно ошибаться.

– Я весь превратился в большое ухо, – расплываясь в улыбке, утвердил Ганс.

– Большие нездоровые амбиции, – вещала Мария, – могут говорить только о непомерно раздутом эго. Ложное эго – система мировоззрения, в котором человек мнит себя самым могущественным созданием на земле.

Помыслив, Василий возразил:

– Но наш экземпляр мнит себя могущественнее всех во Вселенной. Как обычный человек может стать настолько … Как это помягче сказать? Погруженным в ложное эго?

– Очевидно, – спокойно излагала Мария, – он не просто человек, он обладает сверхзнаниями, которые скорее всего и приготовили почву для ростка эго.

Внезапно Ганс подскочил, ликуя, словно его ударила молния.

– Вы умница! Я готов жениться на вас! – закричал он.

– Я замужем, рерис!

– Это и правда очевидно! Мы никогда не рассматривали членов Совета и их семей как подозреваемых.

– Если допустить, что это кто-то из своих, кто первый вызывает подозрения? – размышляла Ольга.

– Ты ошибаешься, сын, – покачал головой рерис.

– Всех, кто вызывал подозрения, – вступил в разговор Дэниэл, – мы проверили в первую очередь. Никто из противников политики Ольги не был связан с Эдмундом, никаким образом.

Василий вдруг уловил мысль Марии и Ганса и в том же восторге воскликнул:

– Нет, мы всегда искали человека, которого можно заметить. Но спрятаться можно только уменьшившись.

– Нам нужно понять, на кого вы бы никогда не подумали, – заключил рерис.

– Глава террористов никогда не действовал на прямую, у него много лиц и много посредников, которые даже не подозревали, что являлись пешкой в его игре, – рассуждала Ольга.

– Нам нужен тот, кто со всеми общается, но никогда не остаётся замеченным, – говорил Джек.

– Тот, кто ближе всего к председателю уже много лет подряд, – добавила Женя.

– Павел, – ляпнула Юля первое, что пришло ей в голову.

– Конечно! – заголосил Василий, – Разве вам не показалось, что расследование, которое топталось на одном месте уже несколько сотен лет, вдруг начало нарастать. Большое количество событий, этот спектакль, чтобы отвлечь наше внимание не закончился. Нам подбрасывают факты, как палки псу, чтобы мы бежали в нужном направлении. Как только мы узнали о Луксоре, я нашел нашли Дэвида, кто вывел Ольгу из комы мы тоже не знаем до сих пор.

Ольга взволнованно ходила по залу.

– Скорее всего Павел уже знает, что мы подозреваем его. А это значит, надо поступить так, как он от нас не ожидает.

– Сложно, он знает нас с самого рождения, – сказала Женя.

– Зато нас он видит впервые, – хитро и даже зловеще заулыбался Ганс, озарённый прекрасной идеей.

Как только план был разработан все отправились в Кацелиум, предупредив вневедомственную охрану вызвать Павла и задержать до их прибытия.

У Ольги словно спала пелена в глаз, она корила себя за непростительную невнимательность. Все улики сходились, у нее не осталось сомнений в виновности Павла, и как она могла не заметить змею на груди, кормящуюся из ее ложки.

Павла посадили в отдельный тёмный кабинет, так как в Кацелиуме никогда не было комнаты для допросов. Первым к нему вошёл Дэниэл и учтиво предложил стакан воды. Павел выхватил стакан из его рук и жадно выпил все до последней капли. Дэниэл убрал стакан и приготовил ещё один стул. В эту минуту дверь в душную комнату открылась и в комнату влетела Ольга. Она без отлагательств налетела на него с той скоростью, с которой коршун бросается с неба, выбрав добычу:

– Ты убил моего отца, убил столько детей, своих друзей, ты все это время был около меня, давал советы, знал каждый мой шаг! Как ты мог? Как же я тебя ненавижу! Ты предал, предал моего отца, предал всю эту планету.

На лице Павла отразилась высокомерное притворное возмущение, которое вскоре сменилось надменностью и брезгливостью. Он поморщился и фыркнул:

– Какая же ты неуравновешенная. Я всегда знал, что место председателя должен занять кто- угодно, но только не ты. Со мной были согласны многие, только не твой отец. Он был ослеплен любовью к вам. Чтобы вы ни делали, как бы вы не вредили его репутации и всему Кацелиуму, вам все сходило с рук. Он любил вас, и умер он из-за тебя. Я никогда не отдавал приказа убить Петра Трубецкого, но я отдавал приказ убить всех детей Трубецкого.

Дэниэл раздул ноздри и шумно дышал, поочередно сжимая и разжимая кулаки. Ольга спиной почувствовала его намерение оставить на лице Павла памятный след и остановила его:

– Дэниэл, не стоит, – и уже более спокойно обратилась к Павлу, – За что ты нас так ненавидишь? Отец дал тебе все: имя, статус, знания, место, любовь. Чего тебе не хватило?

Павел скривил премерзкую физиономию, сузив маленькие надрезы глаз и скомкав губы, таким образом он выдержал театральную паузу, а затем говорил, набрав полную грудь воздуха:

– Бедный гадкий утёнок! Мой отец никогда не любил меня так, как вас любил Трубецкой. Думаешь, я расскажу плаксивую историю,