«Пеший человек, несущий золото, — мертвый человек», — вспомнились ей слова Безумного Джека.

— Ты один все не унесешь, — заметила Жанна.

— Ну, весит-то это ненамного больше тебя, — ответил Тай, — но это мертвый вес, а его носить тяжелее всего. — Он недоверчиво покачал головой. — По возвращении в лагерь первым делом вытрясу из старика признание о том, какая нечистая сила помогла ему затащить эти седельные сумки сюда, в индейские руины.

— Наверняка он приносил золото понемногу.

— В таком случае следов за собой он оставил не больше, чем это мог бы сделать пролетающий ветер, — проворчал Тай. — А в общем, не важно. Не возьму я четверть его золота, но и его самого здесь не оставлю. Не хочу, чтоб Каскабель поджарил старика на медленном огне. Нравится мне это или нет, Джека придется тоже тащить с собой.

Жанна не стала спорить или указывать на трудности присутствия третьего человека, когда у них есть только одна ездовая лошадь. Она разделяла мысли Тая по поводу невозможности бросить старателя на произвол судьбы.

Девушке все же пришлось признать, что оставаться в долине равносильно подписанию себе смертного приговора. Безумный Джек прав: все эти годы ее никто не искал только потому, что у Каскабеля были дела поважнее. Теперь все изменилось. Каскабель верил, что именно благодаря ей он сможет победить и полностью подчинить себе земли юта.

Жанна плелась за Таем, который медленно выбирался из руин. На лугу идти стало легче. Здесь их поджидали Зебра и Люцифер. Жеребец всем своим видом выражал беспокойство. Он настороженно осматривал деревья, опоясывающие долину, словно оттуда в любой момент мог выскочить хищник. Кобыла, напротив, лениво пощипывала траву, словно ничто на свете ее больше не интересовало.

— Мы можем надеть на Зебру подпругу, — заметила девушка. — Тогда она сможет везти седельные сумки и твой рюкзак, а мы пойдем пешком.

Тай одарил ее быстрым взглядом зеленых глаз.

— Кобыла не может везти и золото, и нас в придачу, — настаивала Жанна.

— Если уж на то пошло, ей вполне по силам вес золота и твой. Единственное, что тебе придется сделать, — это приучить ее к недоуздку и подпруге.

— А как же ты?

— Это мои проблемы.

Чтобы не возражать, девушка закусила зубами нижнюю губу. Закрыв глаза, она мысленно попросила у Люцифера прощения, понимая, что иного выхода, кроме как объездить жеребца, у них не было.

— Пожалуйста, будь с Люцифером поласковее, — тихо взмолилась она, — но и о себе не забывай. Тай, пообещай мне, что будешь вести себя осторожно. Жеребец такой сильный и быстрый! — Она посмотрела на мустанга, настороженно замершего посреди луга с высоко поднятой головой. От его тела веяло мощью, уши стояли торчком, и он всасывал в себя воздух. — А еще он очень дикий. Зебра по сравнению с ним — смирная домашняя лошадка.

— Да, но к тебе Люцифер подходит безбоязненно и ласкается, как собачонка.

— Так почему бы тебе не позволить мне объездить его? — напряженно предложила Жанна. В ее голосе слышались страх и раздражение. Они спорили с Таем об этом с тех самых пор, когда Безумный Джек заявил, что пеший человек, несущий золото, — все равно что мертвый человек.

— Упаси меня Бог от упрямых женщин, — пробормотал Тай. — Я битых полчаса объяснял тебе, почему это невозможно. Если этот жеребец взбрыкнет, ты неделю подняться не сможешь, уж я-то точно знаю! Ты, конечно, быстрая и целеустремленная, но эти качества не сравнятся с требуемой в этом деле грубой физической силой, которая вполне может понадобиться, когда Люцифер обезумеет, почувствовав на своей спине ездока.

Тай нервно поправил скользкие кожаные ручки седельных сумок у себя на плече и снова принялся убеждать девушку в своей правоте:

— К тому же тебе нужно приучать Зебру к недоуздку и подпруге, вот что должно занимать тебя в данный момент. Уверен, ей эти ремни придутся не по душе. А еще я собираюсь соорудить для тебя стремена. Они кобыле тоже не понравятся, но иного шанса удержаться у нее на спине, если она вдруг понесет, я не вижу. К тому же ты поедешь не одна, а с Безумным Джеком. Одному из вас нужно крепко держаться в седле, чтоб другому было за что уцепиться.

Жанна открыла было рот, чтобы возразить, но передумала. Тай был прав. Ей совершенно не хотелось стеснять свободу Зебры, надевая на нее недоуздок и подпругу, но выбора у нее не было. Если от этого будет зависеть жизнь наездников, им лучше иметь более прочную связь с лошадью, нежели вербальную. Особенно если они поедут вместе с Безумным Джеком.

— Когда доберемся до Вайоминга, ты снова сможешь ездить на Зебре так, как тебе нравится, — сказал Тай. — Черт побери, ты даже можешь отпустить ее на свободу, мне все равно, но до тех пор, пока мы не окажемся в безопасности, Жанна, нужно делать так, как я говорю.

Закрыв глаза, она покорно кивнула:

— Я знаю.

Тайрелл удивленно воззрился на девушку. Он ожидал ярых протестов против ограничения свободы кобылы. Глядя в ее расстроенное лицо, он осознал, каких усилий стоило ей принять это решение. Забыв о своей клятве даже пальцем не касаться Жанны, он схватил ее руку и крепко ее сжал:

— Все хорошо, милая. Даже если на Зебре будут надеты недоуздок и подпруга, ты не сможешь заставить ее подчиняться тебе. Ты недостаточно сильна, чтобы приказывать такому крупному животному. Эти ремни нужны исключительно для того, чтобы сообщить кобыле, в какую сторону ты хочешь ехать. В остальном все зависит от нее, и не важно, что на ней надето. Это партнерские, а не принудительные отношения.

Ощущение ладони Тая на своей коже было для Жанны подобно удару молнии. По всему ее телу разлилось приятное тепло.

— Спасибо тебе, — сказала она, сдерживая слезы.

— За что?

— За то, что объяснил про недоуздок. А еще, — Жанна с силой сжала его ладонь, — за понимание. Страшно оставить единственный дом, который у тебя когда-либо был, и отправиться в незнакомые места.

Зная, что ему не следует этого делать, но не в силах совладать с зовом сердца, он поднес ее руку к своему лицу. За те долгие недели, что его щеки не знали бритья, она покрылись мягкой бородой, на ощупь напоминающей невыделанный шелк. Он потерся щекой о ее ладонь, вдыхая запах девушки и мысленно обзывая себя дураком за то, что на целых четыре недели лишил себя удовольствия касаться ее, — и еще большим дураком за то, что касается ее сейчас.

Она конечно же не была шлюхой или женщиной для удовлетворения потребностей плоти. Она была девушкой, привлекавшей его сильнее и сильнее с каждой минутой, проведенной в ее обществе. Ее чувственность была подобна зыбучим пескам, засасывающим его все глубже и глубже, до тех пор, пока он не потерял всякую надежду на освобождение из этого сладкого плена. Но она становилась его ловушкой только в том случае, когда он сам хотел попасться в нее. В этом и заключалась неизъяснимая женская привлекательность Жанны.

С нежностью, граничащей с болью, Тайрелл поцеловал ее ладонь, прежде чем заставить себя отпустить ее руку. Не чувствуя прикосновения ее мягкой ладони, он ощутил физическую боль, и ощущение это сильно удивило его.