Вивиан поднялся и подошел к ней.

— И что, если так? Ты живешь со мной четыре года и знаешь, что я не являю собой идеал нравственности.

— Да, но ты мне обещал!

— Я тебе ничего не обещал.

Афродита посмотрела на него.

— Да, — повторил Вивиан. — Я тебе ничего не обещал. Мы обсуждали эту тему, но обещаний я тебе не давал.

— Хорошо. Тогда я тоже не буду давать тебе обещаний. — Она предостерегающе подняла руку. — Не прикасайся ко мне! Как ты можешь после того, как… — Она тряхнула головой. — Или ночью тебе не хватило?!

— Прекрати эту сцену, Дита. Я не собираюсь оправдываться. Если я тебя не устраиваю, ты можешь уходить из этого дома. Я никогда не держал тебя тут силой.

— Я подумаю над твоим предложением. — Она собрала косметику. — А ты можешь возвращаться в кровать и мечтать о докторе Портман. Думаю, это доставит тебе больше удовольствия, чем мысли обо мне.

— Уильям, сейчас же прекрати и позволь доктору делать свою работу. Он не будет сидеть с тобой всю ночь!

Темноволосый мальчик в очередной раз всхлипнул, но ничего не ответил матери. Он покорно протянул руку, и доктор Мори взял со стола баночку с белой мазью.

— Не бойся, — успокоил он мальчика. — Я не сделаю тебе больно. Через пятнадцать минут ты забудешь, что обжегся.

Мальчик наблюдал, как Вивиан накладывает на обожженный участок кожи тонкую марлевую повязку.

— Ну, вот и все. Ты держался молодцом. Возьми, ты это заслужил.

Пациент всхлипнул в последний раз — очевидно, только для вида — и, освободив полученную конфету от обертки, с наслаждением ее разгрыз. Мать обняла его за плечи.

— Спасибо вам, доктор, — сказала она. — Я так испугалась…

— В следующий раз не оставляйте его на кухне в одиночестве, особенно во время того, как вы готовите ужин. Детское любопытство может привести к печальным последствиям.

Женщина строго посмотрела на сына.

— Поблагодари доктора, Уильям, — сказала она.

— Спасибо, доктор, — с готовностью отозвался мальчик, продолжая грызть конфету.

Вивиан потрепал его по волосам.

— Не за что. Но давай договоримся, что ты больше не будешь подходить к плите и проверять температуру масла на раскаленной сковородке.

Доктор Роберт Диксон дождался, пока посетители покинут кабинет, вошел и сел в кресло возле окна.

— У тебя тут сегодня детский сад? — спросил он.

— Такое впечатление, что все матери в этом городе оставили детей без присмотра, и они либо засовывают руки в кипящее масло, либо что-нибудь глотают, либо где-нибудь застревают.

Роберт открыл окно и достал сигареты. Вивиан надел очки и склонился над медицинскими картами.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил он, бросив короткий взгляд на коллегу. — Голова не болит?

— Отлично чувствую, хотя я был уверен, что меня будет мучить жуткое похмелье. Или еще что-нибудь похуже — после этого кофе.

— Вы с Алисой, похоже, уехали позже меня?

— Да, мы вернулись около двух дня. — Роберт пару раз затянулся и прищурился, не давая дыму попасть в глаза. — Никогда не понимал твоих свободных взглядов на секс, но вчера подумал, что в этом что-то есть.

Вивиан поднял на него глаза.

— Вот как? А я подумал, что вы на самом деле поднялись на крышу и смотрели на ночное небо.

— Конечно. Мы сначала поднялись на крышу, а потом нам стало холодно, и мы пошли греться.

Роберт присел на подоконник.

— Ну, а ты мне ничего не хочешь рассказать? — продолжил он.

— У меня вряд ли получится тебя чем-то удивить.

— Ты расскажешь? Или мне все из тебя вытягивать силой?

— Ты похож на сплетницу, которая стучит спицами и жаждет услышать очередную историю, Роберт. Не буду же я тебе рассказывать это прямо сейчас. Зайдет пациент, а я обсуждаю с тобой во всех подробностях вчерашнюю ночь.

— Да. И у него все сразу пройдет!

Вивиан сложил медицинские карты в стопку.

— Давай обсудим это в более подходящей обстановке.

— Ты послезавтра уезжаешь! И когда мы успеем это обсудить?

— Ты приедешь меня навестить, привезешь мне фрукты, мы будем сидеть в палате и обсуждать все, что ты пожелаешь. Конечно, если у меня будут силы что-то обсуждать.

Роберт выбросил сигарету и прикрыл ставни.

— Тебе это говорили миллион раз, но я рад, что ты решил это сделать. Потому что эта гадость в легких не может забрать у тебя жизнь. Она долго боролась, но проиграла. И так оно должно быть.

В приоткрытую дверь заглянула медсестра.

— Доктор Мори, — сказала она, — пожалуйста, пройдите в тридцать седьмую палату.

Вивиан посмотрел на Роберта, потом снова перевел взгляд на медсестру.

— Что-то случилось с господином Фонтейном? — спросил он.

— Да. Идемте, пожалуйста. Быстрее.

Рядом с кроватью Виктора Фонтейна стояли двое — Анжелика Гентингтон и молодой парамедик. Последний смотрел на показатель кардиографа, где бежала ровная линия. Доктор Гентингтон отложила электроды переносного дефибриллятора.

— Хватит, — сказала она со вздохом. — Мы пытаемся запустить сердце уже семь минут.

Доктор Мори подошел к кровати. Анжелика бросила на него незаинтересованный взгляд и посмотрела на кардиограф.

— Время смерти — десять часов тридцать пять минут, — сказала она. — Пожалуйста, зарегистрируйте.

Парамедик кивнул, не сказав ни слова, забрал дефибриллятор и вышел из палаты.

— Почему ты не позвала меня раньше? — спросил Вивиан.

— Я сама узнала несколько минут назад. — Она покачала головой. — Не понимаю, что произошло. Сердце просто остановилось. Показатели были в норме, он отлично себя чувствовал. Сегодня у него даже появился аппетит, он улыбался и говорил, что завтра поедет домой и выпьет вина… Мне нужно поговорить с его сыном. Он ждет за дверью.

— Я сам с ним поговорю. Выпей кофе. Тебе нужно сделать перерыв.

Эрик сначала изучал тело отца с порога палаты, потом медленно, будто пытаясь осознать, что произошло, приблизился и присел на кровать. Некоторое время он сидел без движения, потом протянул руку и осторожно коснулся его пальцев.

— У него такие теплые руки, — сказал он тихо. — У него всегда были холодные руки. Мама говорила, что у людей с холодными руками горячее сердце, а он говорил, что в его случае это неправда. — Он сложил руки на коленях. — Ну, все закончилось, папа. Наверное, теперь тебе тепло и спокойно там. И ты можешь не думать о своих проблемах. Не волнуйся, мы справимся. По крайней мере, я должен справиться, выбора у меня нет.