— Оррин работает неполную неделю в частном детском саду. Пишет, плечо у него совсем зажило. Надеется, что у нас с полисменом Боузом все хорошо. Это так и есть. Еще он пишет, что не в претензии за то, что я прочла его тетради без его согласия.

«Я бы вам и сам разрешил, — написал Оррин, — если бы вы попросили об этом». Завуалированный заслуженный упрек.

— Говорит, что в этих тетрадях все, что он написал, за вычетом нескольких страниц, которые он дописал, когда переехал в Ларами. Он приложил их к своему письму, они у меня с собой.

«Можете оставить их себе, — писал в письме Оррин. — Мне они больше не нужны. Думаю, с этим теперь покончено, и, возможно, написанное здесь вам окажется понятнее, чем мне самому. Меня все это совершенно сбивает с толку — честно говоря, мне лучше просто продолжать жить».

Она наслаждалась журчанием ручья в роще. Нынче ручей был мелкий и чистый, как слеза. Она представила, как эта вода, если не испарится вся по пути, попадает в Мексиканский залив, чтобы выпасть потом дождем над кукурузным полем где-нибудь в Айове или замести снегом какой-нибудь северный городишко…

«Суммирование траекторий…», — пронеслось у Сандры в голове.

После этого она достала новые странички, присланные ей Оррином, и принялась читать их вслух.

Сумма траекторий

Меня зовут Айзек Двали. После конца света случилось вот что.

* * *

В конце концов Вокс стал моим. Его народ (ненавистный мне) погиб (сожалею об этом), в живых остался один Турк Файндли и имперсона Эллисон Пирл.

Вы осуждаете меня за ненависть к Воксу?

Народ Вокса воскресил меня, хотя я хотел одного — умереть. Они вообразили, что я — более чем человек, а я был менее чем человек. Им я обязан только болью и непониманием.

Пленившие меня утверждали, что я побывал у гипотетиков, что гипотетики меня «коснулись»; но это неправда. Гипотетиков (таких, какими их воображал Вокс) просто не существовало.

Благодаря своему отцу я мог слушать разговоры гипотетиков, их перешептывания среди звезд и планет. Я понял, что гипотетики — это процесс, экосистема, а не организм. Я мог бы попробовать образумить пленивших меня, но такую правду они бы отвергли, и все осталось бы по-прежнему.

* * *

Когда гипотетики впервые вмешались в историю человечества, их возраст составлял уже миллиарды лет.

Они появились во времена зарождения в галактике первых разумных цивилизаций, задолго до того, как из межзвездной пыли образовались наши Земля и Солнце. Подобно первым весенним побегам на пшеничном поле, те древние предтечи цивилизаций были хрупкими, уязвимыми и одинокими. Ни одна из них не пережила истощения и экологического коллапса на породивших их планетах.

Но прежде чем скончаться, они отправили в межзвездное пространство флотилии самовоспроизводящихся машин. Машины предназначались для исследования ближних звезд и передачи собранных данных, что они делали терпеливо и добросовестно, хотя их создатели давно уже перестали существовать. Они перемещались от звезды к звезде, соревнуясь между собой за редкие тяжелые элементы, обмениваясь поведенческими шаблонами и обрывками рабочих кодов, постепенно изменяясь и эволюционируя. В каком-то смысле они были разумны, но не обладали самосознанием (и никогда бы его не приобрели).

В бескрайний вакуум, в звездные оазисы галактики была запущена неумолимая логика размножения и естественного отбора, породившая паразитизм, хищничество, симбиоз, взаимозависимость, хаос, сложность, то есть жизнь.

* * *

Народ Вокса можно было ненавидеть весь скопом, поскольку его поведение было исключительно коллективным, и я ненавидел его за укоренившиеся лимбические предрассудки, за то, что он, вырвав меня из лап безразличной смерти, швырнул в боль физического тела. Но Турка Файндли и женщину, назвавшуюся Эллисон Пирл, я возненавидеть не смог.

Турк и Эллисон были несовершенными и жалкими — как и я. Подобно мне, они были созданы или призваны по воле Вокса. Как и я, они не оправдали ожиданий Бокса, потому что испытывали нечто большее или меньшее, чем Вокс допускал.

Турка я повстречал в пустыне Экватории еще до того, как мы с ним прошли через Арку Времени. По неведению или от озлобленности, но далеко не случайно Турк некогда убил человека, а потом на фундаменте вины за это возвел свою жизнь. Он принимал свои неудачи за кару. Он вымаливал прощение, которого все равно не мог получить, и ужаснулся, когда прощение посулил ему «Корифей». Принять это прощение значило бы опозорить убитого Турком человека (его звали Оррин Матер); народ Вокса, топивший подобные чувства в своей замкнутой лимбической общности, превратился в глазах Турка в многоглавое чудище.

С Эллисон вышло по-другому. Искусственная личность даровала ей, уроженке Вокса, редкий шанс взглянуть поверх барьеров и ограничений ее жизни. Признав эту личность своей, она благополучно избавилась от «Корифея». Ценой такого избавления стал отказ от родных, друзей, веры.

Как хорошо я понимал сущность этой сделки!

Я хотел, чтобы эти двое выжили. Поэтому я помог им бежать. При этом я сомневался, что им удастся воспользоваться рушащейся Аркой. Но я постарался продлить им жизнь; надолго ли — зависело от того, как и чем измерять время.

Больше тысячи лет машины гипотетиков зачищали поверхность Земли, снося, исследуя и запоминая руины цивилизации, созданной нами на планете, где мы родились.

Эта зачистка не была сознательным процессом, за ней не стояло никакой мысли. Это был сложившийся с течением времени стереотип поведения, вроде фотосинтеза, например. Аппараты, которые увидел на антарктической равнине Турк, собрали колоссальный массив информации. Материальные ресурсы Земли — редкие элементы, очищенные человечеством и сконцентрированные на развалинах наших городов, — еще ранее были изъяты и перенесены на Земную орбиту и за нее, чтобы ими могли пользоваться парящие в космосе элементы экосистемы гипотетиков. С Землей гипотетики уже почти покончили.

Но их сенсоры (сложная система орбитальных устройств, не превышавших размером пылинку) засекли проскользнувший в Арку Вокс и направили к нему наземные чистящие агрегаты. То, что казалось пророкам Вокса апофеозом существования, было просто выметанием мусора, срыванием последней ягодки с уже обобранного, высохшего куста.

Гипотетики нагрянули вскоре после бегства Турка и Эллисон, налетели роем дизассемблеров, каждый размером с насекомое. Зубы у них были острые, каждый укус смертелен. Они выделяли сложный катализатор, размыкавший химические связи; они просачивались сквозь оплывавшие стены, как дым, втягивая за собой снаружи ядовитую атмосферу. По всем галереям, ходам и коридорам Вокс-Кора поползли отравляющие пары. Отчасти это было милостью: большинство жителей погибло от удушья, а не было сожрано заживо.

Могли я их спасти?