– Мы просто были в панике, Сашок. А когда паникуешь, не соображаешь вообще ничего.

– Да… Гнедых-то как раз под воздействием паники написал явку с повинной. Если бы посидел хоть пару часов в камере, пришел в себя, то ни за что бы не поддался никакому давлению. У них же, по сути, ничего на него не было.

– Ну, кое-что было, конечно. Но ты права, взять его голыми руками было бы очень сложно. Такой…

– Гад! – снова одновременно проговорили они. – А мы ему еще верили!.. Эмма как? Оправилась?

– Все нормально. У нее сиделка какая!

– Сергей?

– Конечно. Не отходит, воркует, цветы, фрукты. Слышал я, предложение ей официальное сделал.

Лифт остановился на третьем этаже. Марковы вышли, огляделись и свернули влево. В самом конце коридора, устланного новенькой ковровой дорожкой красивого изумрудного цвета, располагался их номер. И замок не заело, и дверь открылась бесшумно, и оттуда на них пахнуло приятной прохладой, а вот что-то замешкались на пороге, не решаясь переступить.

– Что-то боязно как-то, Саш, – поежилась Александра. – Как думаешь…

– Мы же оба этого хотели, Сашок! Чего ты? Я думаю, что все будет замечательно, – подтолкнул он ее в спину.

– Да? Прямо как тогда? – Она засмеялась, повиснув у него на шее.

– Лучше, Сашок, все будет много лучше…

… – Удалова, какая же ты скандалистка! – притворно возмущаясь, раздул щеки Орлов, отодвигая от себя пустую тарелку из-под плова. – Вот если бы ты так великолепно не готовила, то я бы тебя сейчас точно утопил бы!

– Не утопил бы, – проворчала она, швыряя его тарелку в котел с водой. – Я плаваю лучше тебя. И вообще, чего ты возмущаешься? Договорились же, я готовлю, ты посуду моешь.

– Я не люблю ее мыть, Владь, – заныл Орлов, падая со складного стула на коленки. – Дома не люблю в горячей воде ее мыть. А тут на озере и подавно. Ну вымой сама, а!

– Вот гад, а! И это твоя благодарность?! После того, как я ему на блюдечке раскрытое преступление преподнесла! И после этого!.. Он меня… посуду заставляет мыть, и где? На рыбалке! Нет, гад ты все же, Орлов. И не смей ползать по траве на коленках, озеленишь штаны, а мне потом отстирывай!

– Слушай, Удалова, – он прищурился, наблюдая за тем, как она с остервенением отмывает мочалкой застывший жир на тарелке, – а ведь мы скандалим так, будто прожили бок о бок лет десять.

– Да с тобой день за пять! – отозвалась она со смешком. – И не живем мы еще с тобой, а просто… Ну, встречаемся как бы.

– А жить-то вместе надо, Удалова. Левин тут гаденько намекал про неуставные отношения. Придется… Ой, придется нам жениться с тобой, Удалова.

– С ума сошел! – фыркнула она, гася счастливую улыбку. – Я за тебя не пойду.

– Это почему?

– Потому что ты очень сложный человек. Потому что ты… Потому что ты тогда не звонил мне и на работе вел себя отвратительно.

– Это как?

– А по уставу! – огрызнулась она и запустила в него намыленной мочалкой. – Отворачивался, вежливым был таким, что по башке тебе треснуть хотелось.

– Ну… – Орлов почесал макушку, вспомнив, как пытался себя от Влады отучить, да не вышло. – Ну, было дело, каюсь. Но ты ведь меня простишь, Владь?

– С какой стати? Это Эмму Быстрову ее жених простил, и даже, слышала я, уже в загс успели сбегать. А я… А я не знаю, что с тобой дальше делать, Орлов.

Она вытащила из палатки одеяло, расстелила возле стола на траве и растянулась, стащив через голову кофту.

Орлов опешил.

– Ты чего делаешь, Удалова, ошалела, что ли?! – заорал он, пытаясь надеть на нее кофту снова. – Ты же без лифчика!

– Ну и что? – Она начала сопротивляться, кофта трещала. – Кто тут нас увидит?

– Я! – заорал он, подхватил Владу с земли и потащил в палатку. – Я увижу, и какая теперь к чертям рыбалка, а? Так клюет, а тут ты без лифчика, елки!

– Клюет у него, – она затихла, прижавшись к нему, провела пальцами по его щеке, по губам. – Главное, Орлов, что ты на меня клюнул, а остальное все подождет…