— Да, ты прав.

Стащив с себя бриджи, он отбросил их в сторону. Потом поднял ее ногу и прижал ее к своему бедру. Она обвила руками его шею и прижалась спиной к стволу дерева. В следующее мгновение он вошел в нее, и удобство этой позы только усилило ее возбуждение.

Он двигался все быстрее, и она отвечала ему с восторгом, более того, с блаженством. Сейчас ей уже не казалось, что их поведение непристойно — нет, ничего непристойного в этом не было, и она нисколько не сомневалась: все происходящее под ветвями дерева в лучах заходящего солнца выглядит совершенно естественным.

Охваченная страстью, она старалась двигаться в одном ритме с ним, и ей казалось, что и сердца их бьются в унисон. Она громко стонала, и ей хотелось кричать, хотелось требовать освобождения… Наконец она вздрогнула, по телу ее пробежали судороги, и из горла вырвался крик. В следующее мгновение вскрикнул и Маркус, а потом они затихли в изнеможении.

Ошеломленные произошедшим, они довольно долго молчали. Первой нарушила молчание Гвен.

— Последнее время я часто думала о том, — она с трудом сглотнула, — что мне ужасно надоело вести себя пристойно.

Он хмыкнул и проговорил:

— Полагаю, вам больше не нужно волноваться на сей счет.

Она рассмеялась, и Маркус тоже засмеялся. По-прежнему прижимаясь друг к другу, они смеялись все громче, и Гвен понимала, что ее смех происходит от восхитительного чувства удовлетворения и радости — такого она прежде даже представить не могла, но теперь ощутила, что это удовлетворение и эта радость переполняют ее.

Тут Маркус отступил на шаг, чтобы она могла привести себя в порядок. Потом снова обнял ее и проговорил:

— Боюсь, что утром вы будете вся в синяках. — Он подмигнул ей. — Полагаю, что это дерево не самое удобное место.

— Неужели? Я этого не заметила. — Гвен улыбнулась и поцеловала мужа в губы. — Что ж, в таком случае в следующий раз ваша очередь прислоняться к дереву.

Он усмехнулся:

— А что, будет следующий раз?

— О, в этом я почти не сомневаюсь. Он рассмеялся:

— Мне кажется, я буду очень рад, что моей жене надоело вести себя пристойно. Лишь бы она занималась своими непристойностями со мной и только со мной.

— Разумеется, милорд. — Она снова улыбнулась. — По крайней мере, в течение следующих семи с половиной лет.

Он отрицательно покачал головой:

— Нет, Гвен, навсегда.

— Насколько я помню, условие насчет семи с половиной лет — ваша идея.

— Это было раньше.

— Раньше?

— Раньше, когда я еще не знал, что мне невероятно повезло. Когда не знал, что совершенно случайно нашел самое лучшее, что только может быть в моей жизни. Но теперь я понял: семи с половиной лет и даже целой жизни с вами совершенно недостаточно. — Он пристально посмотрел ей в глаза. — Гвен, вы можете довериться мне, не сомневайтесь. Можете доверить ваше будущее, будущее ваших племянниц и ваших детей. Вернее, наших детей.

Гвен кивнула. Теперь она действительно не сомневалась: этому человеку можно довериться — можно доверить ему свою жизнь и свое сердце.

— Навсегда, Гвен, — пророкотал он. — Повторите.

— Если я скажу это вслух, то буду счастлива, не так ли? — Она не удержалась от улыбки.

— Если вы скажете это вслух, мы оба будем счастливы.

Гвен снова улыбнулась; теперь уже она знала: любовь — вовсе не ловушка.

— Если так, лорд Пеннингтон, то я согласна. Да, навсегда.

Даже когда у мужнины самые лучшие намерения, этого может оказаться недостаточно, потому что мужчина всего лишь простой смертный.

Гвендолин Пеннингтон

Она ни в коей мере не переоценила свое счастье.

Действительно, она жила теперь в какой-то постоянной эйфории, сопровождавшей каждый ее шаг, каждый вдох и выдох, каждый удар сердца. Ей хотелось улыбаться без всякого повода, даже хихикать. Это подозрительно походило на восхитительное ощущение, которое вызывает бренди, только без неприятных последствий.

Гвен спустилась по лестнице, чтобы провести вечер с мужем и лордом Беркли. Когда друг Маркуса приходил к ним обедать, такие вечера всегда сопровождались замечательными разговорами, а зачастую и спорами.

Прошла почти неделя с тех пор, как молодая графиня Пеннингтон призналась в любви своему мужу. Конечно, логической, рациональной частью своего ума Гвен понимала, что ее чувства не могут не измениться со временем, что они ослабеют, вернее, смягчатся, но она подозревала, что, подобно патине на старинных вещах, эти чувства с годами станут даже богаче.

Навсегда.

Это самое прекрасное слово на свете.

Девочки тоже были счастливы. Им очень нравились их новая жизнь и новый дом, и, кажется, наконец, им понравилась и их тетка. Гвен только что пожелала им спокойной ночи и оставила их в обществе заботливой бабушки Пеннингтон, каждый вечер рассказывавшей девочкам какую-нибудь историю — было очевидно, что пожилой графине это также доставляет удовольствие.

Гвен вплыла в гостиную и вдруг остановилась. Маркус, Беркли и какой-то незнакомый мужчина тотчас же вскочили со своих мест.

— Гвен… — Маркус шагнул к ней, и на лице у него появилось какое-то странное выражение. — Гвен, у нас нежданный гость.

— Я вижу. — Она бросила на посетителя приветливый взгляд.

Он был высок и довольно хорош собой. Лицо его показалось ей смутно знакомым, хотя она была уверена, что они никогда не встречались.

— Позвольте представить вам мою жену, леди Пеннингтон. Гвен, — голос Маркуса звучал спокойно, но в глазах было смущение, — это лорд Таунсенд, ваш кузен.

От потрясения Гвен лишилась дара речи и некоторое время только и могла, что молча смотреть на этого человека. Тысячи сильнейших ощущений овладели ею, все — совершенно лишенные логики. Значит, это человек, который получил титул ее отца и ее дом. Она прекрасно понимала, что ее реакция на его появление была иррациональна: ее кузен не сделал ничего дурного, ничего, чем мог бы заслужить ее враждебность. Но, увы, именно он, как мужчина, оказался единственным наследником ее отца. В каком-то смысле он был такой же жертвой обстоятельств, как и она. Впрочем, слово «жертва» в данном случае едва ли было уместным — ведь он остался в выигрыше.

— Леди Пеннингтон, кузина… — Он шагнул к ней, и она заметила, что у него хватило сообразительности понять, что эта встреча для нее не очень-то приятна. — Мне очень жаль, что у нас не было возможности встретиться раньше.

Она сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться. Затем подняла голову и протянула ему руку.