– Странно, – сказала я, – как трансвеститы могут преувеличивать все самое худшее, что есть в женщине.

Анменн взглянул на часы.

– Ничто не способно унизить нас до такой степени, как наша собственная сексуальность.

– И мужчины, которые пользуются их услугами, – продолжала я. – Мне трудно понять, как можно трахаться с мужчиной, переодетым в женщину.

– Наши эротические предпочтения не всегда соответствуют нашим нравственным стандартам. – Он улыбнулся мне странно неприятной улыбкой. – Не так ли, мисс Бенегал?

– Я расследую убийство хиджры на Чоупатти, – сказала я, – того, которого убили в ночь, когда на пляже шло представление «Рамаяны». Один из друзей этого хиджры сделал странное замечание: тот, кому на роду написано танцевать для других, не может существовать без танца и без тех, у кого такая же судьба, как и у него. Поэтому, когда я узнала, что именно вы организовали это представление с танцами, я подумала...

Я не стала продолжать.

– И что же вы подумали?

– Я подумала, что, возможно, вам что-нибудь известно о танцовщиках, принимавших участие в представлении в ту ночь. Не исключено, что они могли видеть человека, убившего Сами.

– Мое участие в подобных мероприятиях сводится к внесению определенной денежной суммы и подбору артистов, мисс Бенегал. Сам я эти представления, естественно, не посещаю. – Его голос звучал устало. – Вам следовало бы поподробнее побеседовать с вашим источником из «Общества Тилака». Как, вы сказали, его зовут?

– Ну, вот видите. Мне кажется, здесь должна быть какая-то связь.

– С чем?

Я понизила голос и заговорила с интонациями профессионального рассказчика:

– Вот, слушайте, к чему я пришла. Есть одна известная кинозвезда, назовем ее Майя. Кажется, таким же словом индусы называют иллюзию. Она падает с большой высоты... или кто-то ее сталкивает. Вот вам и падающая звезда. Один человек видит ее падение и людей, которые во всем этом замешаны. И этого свидетеля зовут Сами, он – художник.

– Интересно, насколько быстро развивается сюжет этой сказки? – произнес Анменн. – Мне совсем не хочется ускорять гибель художника, однако...

– Очень быстро. Сами способен сымитировать все, что угодно: от монеты эпохи Великих Моголов до раджпутской фрески. Но подобно большинству художников ему постоянно не хватает денег. И при этом он поразительно талантлив. Он – та самая курица, которая несет золотые монеты... то есть, я хочу сказать, яйца.

Чистейшее предположение. Никаких доказательств. Я продолжала пристально наблюдать за реакцией моего слушателя, пробьет ли что-нибудь наконец броню его джентльменской невозмутимости. Но мои слова отскакивали от него, как мячики от стенки.

– Зачем же кому-то понадобилось убивать курицу, – сделала я отчаянный ход, – если только не потому, что в один прекрасный день эта курица решила, что может присвоить часть золотых яиц?

– Восхитительно! – воскликнул Анменн совершенно равнодушным голосом.

– Приобретение собственности, разве не на этом построено все наше общество? – Я вспомнила о госте Проспера. У них там тоже были какие-то дела, связанные с собственностью. – Вы покупаете дом, относите все древности из него к антиквару и заменяете их дешевыми подделками...

Анменн выключил зажигание и повернулся ко мне. В первый раз за все время я сумела по-настоящему привлечь его внимание. При выключенном моторе стал слышнее ритмичный грохот больших валов, несущихся из открытого моря и с оглушительным шумом разбивающихся о берег. Ветер тоже усилился, и в окна машины сквозь приоткрытое стекло стали залетать мелкие соленые брызги с моря.

– Какое отношение ко всему этому имеет собственность? – спросил он.

От его интонации поднялись волоски у меня на шее и на руках, словно от статического электричества, того же, что возникает в дешевых транзисторных приемниках перед началом электрической бури. В наш технический век мы не обращаем внимания на столь грубые метеорологические приметы. Теперь мы отвергаем все, что невозможно представить в виде аккуратного компьютерного графика. А первые радисты знали, что предсказание погоды по качеству радиосигнала отличается девяностопроцентной степенью точности.

– Такое же, как и вы, и «Общество Тилака», – ответила я, пытаясь снова уловить тот же сигнал.

– Неужели? – произнес Анменн и снова отвернулся.

– Тилак стремился вернуть Индию индийцам, – сказала я, двигаясь в своих рассуждениях на ощупь, – а плакат на груди мертвого Сами связывал его с Тилаком... и тут ваше «Общество Тилака», занимающееся восстановлением старой недвижимости. Не прослеживаете никакой связи? Некоего общего заграждения вокруг одной центральной идеи? Все эти смерти – большой плакат с надписью «Держись подальше!»

Он снова медленно повернул голову ко мне.

– Не хотите ли, мисс Бенегал, сообщить, в чем заключается эта центральная идея?

Нет, не хочу, потому что я просто вращаю ручку настройки, пытаясь найти нужную мне волну.

– Я полагала, что вы сможете мне подсказать, – сказала я, сдаваясь.

– Неужели? – Чувствовалось, что Анменн готов расхохотаться. Я потеряла нить. – Я почти уже начинаю жалеть, что другие дела не позволяют нам продолжить сей в высшей степени интересный разговор. Я был бы рад быть вам полезен и в дальнейшем. – Он снова включил зажигание и многозначительно взглянул на дверцу рядом со мной. – Но я с громадным удовольствием послушаю ваши новые увлекательные сказания, когда мы встретимся у меня на вечеринке по поводу прихода муссона.

– Я много читала о муссонах. – Я пыталась сопротивляться, не признавать своего поражения. – Потрясающее явление. Вы знаете, что во времена Великих Моголов самой популярной игрой в период муссона были кости? В последние месяцы сезона во дворце с самозабвением отдавались этой игре. Коллекции произведений искусства, поместья, даже целые царства – самые разные виды собственности – проигрывались за один бросок костей.

Анменн улыбнулся и потянулся, чтобы открыть мне дверь. Когда я вылезала из машины, он сказал:

– Будьте осторожны на пляже, мисс Бенегал. Чоупатти может быть опасен в период муссона, даже в самом начале сезона. Громадные каменные глыбы выносятся волнами с морского дна, и часто их жертвами становятся беззаботные туристы. Бывали и летальные исходы.

Отъезжая, он продолжал улыбаться.

Я перевела взгляд с удаляющейся машины Анменна на небо и стала искать там звезду Мирг, звезду муссона, как часто делала в бытность свою в Керале. Друг моего отца, «сеятель дождя», утверждал, что ее восхождение есть самый надежный признак прихода муссона.

«Если же и после этого не начинают идти дожди, – говорил он, – тогда уже следует посыпать облака смесью сухого льда с хлоридом натрия».

Как-то мы беседовали с ним после его полета сквозь массивные сгустки туч над Кералой. «Дакота» настоящий «летающий танк», но, по словам летчика, даже она, пытаясь протаранить боковой фронт облаков, всякий раз подскакивала, гнула крылья и скользила по его поверхности, причиняя фронту при этом не больше вреда, чем горлица, ударившаяся в окно.