В день, когда была осуществлена эта позорная церемония, к Мариэтте зашел Пьетро. Она временно закрыла магазин, потому что военный комендант Венеции по приказу Бонапарта объявил об отмене и запрете традиционного карнавала. Было запрещено и ношение масок. Пьетро застал Мариэтту и ее продавцов за упаковкой масок и выставлением вместо них в витринах музыкальных инструментов.

— Раз мне теперь нельзя держать магазин, продавая маски, буду продавать музыкальные инструменты. Хорошо хоть я вовремя догадалась заняться продажей и их, — делилась с ним Мариэтта своими заботами.

— Мне бы хотелось побеседовать с вами наедине, — предложил он, рассказав о том, свидетелем чего он только что стал у Базилики.

Мариэтта провела его в гостиную наверху.

— Что же еще произошло? — поинтересовалась она, когда они уселись, наперед зная, что ничего хорошего он ей сообщить не мог.

— Ко мне вернулись те документы, которые я отсылал в Падую.

— Только, пожалуйста, не говорите мне сейчас, что все напрасно, — умоляющим голосом произнесла она.

— Нет, нет, все как раз наоборот. Хоть все буквы и слова выцвели и расплылись, моему приятелю удалось изготовить довольно точную копию их и установить, что было написано. Из того, что я отослал ему, ясно, что оригинал этих документов был в руках Маурицио. Словом, все именно так, как мне говорила Элена. Ни в каком заговоре против республики Доменико не участвовал, как вы меня и убеждали. В этих бумагах полный отчет о вынашиваемых планах, о взятках лжесвидетелям и так далее.

Если бы Мариэтта заметила хоть малейший признак того, что он доволен этим результатом, она, несомненно, не стала бы скрывать и свою радость. Но его лицо оставалось мрачным. Значит, что-то было не так.

— Вот как! — сдержанно произнесла она.

— Получив все эти доказательсва, я тут же отправился с ними к французскому военному коменданту, но он отказался принять меня. Потом неоднократно пытался добиться встречи с генералом Бонапартом, поскольку тот очень любит распинаться о справедливости для простых людей, но меня информировали о том, что генерал занят и не дает никаких интервью. Тогда я вручил эти документы при свидетелях сопровождавшим его офицерам, попросив о том, чтобы они попали к нему до того, как он покинет Венецию, но из этого тоже ничего не получилось. Сомневаюсь, что об этом ему вообще было доложено.

Мариэтта была ошеломлена и испугана тем, что такие решительные попытки были встречены буквально в штыки. В ее глазах читалась обреченность.

— Я лишь могу благодарить вас за то, что вы попытались так много сделать для Доменико.

— Есть еще одно, что я могу сделать. Я оплатил издание брошюр, которые с завтрашнего утра могут уже пойти по рукам в Венеции. В них в общих чертах черным по белому описываются основные уловки Филиппо и говорится, что Доменико Торризи осужден ошибочно. Кроме того, там можно прочитать и мое извинение от лица главы дома Челано перед домом Торризи за такую бесстыдную акцию в отношении честного человека. Будет опубликовано мое распоряжение о том, что вендетта отныне и навсегда прекращена, и теперь между двумя родами устанавливаются дружеские отношения. Пример покажем мы с Доменико, и продолжит его наследник — Данило.

Мариэтта не смогла произнести ни слова из-за душивших ее слез.

— Для Доменико нет и никогда не было ничего важнее, чем то, что его доброе имя будет восстановлено и его сын станет законным наследником. Он никогда не желал амнистии, это бы только оплело его паутиной лживых домыслов. А теперь, даже если французы и откажутся его выпустить, вся Венеция узнает правду.

— Завтра эти брошюры будут розданы каждому из членов нового муниципального совета, когда те соберутся на встречу во Дворце герцога. И они сумеют довести до сведения французского коменданта их содержание, так что рано складывать оружие, еще не все потеряно.

Но все оказалось обречено на провал. Новый муниципальный совет имел право решать лишь мелкие дела, основные вопросы в единоличном порядке решались военным комендантом города. Питая глухую подозрительность ко всему прежнему, венецианскому, он усматривал в высказываниях членов муниципального совета вызов себе и его полномочиям. А поскольку все это было связано с членом знатного венецианского рода, в свое время выступавшим против подрыва мощи Венеции, за возрождение ее былой славы и могущества, в этом легко было усмотреть скрытые попытки добиться власти и, тем самым, подорвать французские законы и порядки, по которым отныне должна жить Венеция. И вопрос о Доменико Торризи был вычеркнут из повестки дня.

Мариэтта поняла, что все ее попытки и усилия друзей добиться оправдания супруга окончательно обречены на неудачу. Кроме того, раздраженный настойчивостью ходатаев, французский полковник пошел еще дальше — он запретил для заключенного Торризи все привилегии, включая получение и отправку писем. А капитан Зено, пытавшийся протестовать, был смещен со своего поста, но все же успел передать Доменико одну из этих брошюр.

Первым выходом в свет Элены было посещение ее добрых друзей на Калле делла Мадонна. Был приглашен также и Пьетро. Адрианна и Мариэтта решили организовать небольшое торжество по поводу выздоровления Элены. Несмотря на то, что эти радости были омрачены продолжавшимся заключением Доменико, Мариэтта тоже решила позволить себе повеселиться, будучи уверенной, что ее Доменико был бы только рад. У этого торжества был и еще один повод: указ Пьетро давал возможность вернуть Данило домой в Венецию, и в этот вечер оба близнеца крутились вокруг Мариэтты, то и дело хватая маму за юбку.

— Добро пожаловать снова к нам! — радостно воскликнула Адрианна, когда они с Леонардо обнимали и целовали Элену. Пьетро тоже был здесь желанным гостем. Всем очень хотелось лично поздравить Элену и пожелать ей счастья, но первой из всех детей к ней бросилась Елизавета и стала обнимать ее и осыпать поцелуями. Наконец, очередь дошла и до обеих сестер-монахинь — они также были приглашены сюда на этот вечер. В стороне от веселой суматохи Пьетро, медленно повернув голову, посмотрел на Бьянку, и их взгляды встретились.

— Как твои дела, Бьянка?

— Существую, — после недолгой паузы ответила она. — Больше это никак не назовешь.

— Это скоро изменится.

Между ними за весь вечер состоялся лишь этот короткий диалог, но ни он, ни она не забыли эти слова. Все присутствующие уселись за большой стол, покрытый лучшей скатертью, на которой была выставлена лучшая посуда семьи Савони. Леонардо проявил себя пракрасным хозяином, гостеприимным, веселым, хлебосольным, звучало много тостов за здоровье Элены и Пьетро, кроме того, был произнесен особый тост за отсутствовавшего здесь Доменико. Говорили о французской оккупации, строили планы на будущее, хотя для этого не было особых оснований, о делах. Леонардо пел дифирамбы Мариэтте, которая своей идеей продавать музыкальные инструменты спасла лавку Савони от разорения. Рынок масок переживал страшный упадок — туристов больше не было, а это обстоятельство, равно как и декрет Бонапарта об отмене карнавала и запрете ношения масок, пустило почти всех торговцев ими по миру.