— Зачем ты это делал, Бен?

— Потому что, как ты знаешь, я порой бываю жесток. Или потому что не чувствовал себя достаточно надежно. Иногда у меня были все основания злиться и мне хотелось отыграться на ней. Причины у нас всегда найдутся. Почему мы вообще делаем другим гадости, Фатер? Потому что они причиняют нам боль, а мы хотим причинить им боль в ответ. Никто не знает, как это сделать, лучше, чем любовники, потому что они знают слабые места друг друга. Когда люди по-настоящему близки, какая-нибудь глупость вроде «Гэндерсби» из слова превращается в дротик, летящий прямо в цель.

Фатер терпеть не могла выслушивать подобные вещи, но знала, что это правда. Порой нам действительно хочется причинить боль любимым.

— А как насчет других имен, что он назвал? Кто они?

— Все они — это я. Просто разные имена Бена Гулда в его наихудших проявлениях.

— Они идут, — сказал мистер Шпилке.

Издалека по улице в их сторону шла внушительная толпа народу.

— Их так много.

— Намного больше, чем я ожидал, — признал Шпилке.

Фатер прищурилась, чтобы разглядеть людей лучше.

— Ты знаешь их, Бен? Всех их знаешь? Как ты можешь утверждать это на таком расстоянии?

— Не сдавайся, Бен. У тебя все получится. Я бы не сумела понять, кто они такие.

Они стояли к подъезду спиной и были так поглощены тем, что происходило в конце улицы, что никто из них не заметил направлявшуюся к ним Даньелл Войлес.

— Даньелл, ты здесь! Я думал…

— Совсем недолго я там пробыла, Бен. И вот — вернулась. Я пришла предложить тебе помощь, если она понадобится.

— Ты можешь помочь? — Он указал на толпу. — Как ты можешь помочь мне противостоять им?

— Этого сделать я не могу, но могу рассказать тебе, что я испытала, когда нечто подобное произошло со мной. Только это случилось на парковке, у аптеки.

Мистер Шпилке взял Фатер за локоть и потянул ее в сторону машины. Она воспротивилась, не понимая, в чем дело. Она не хотела никуда идти. Шпилке попробовал быть тактичным, но времени на тактичность не было.

— Ты не должна слышать, что они говорят друг другу, Фатер. Они не такие, как ты. То, что с ними случилось, делает их не такими, как все остальные.

— Потому что они отказались умереть?

— Да.

Пассажиры, стоявшие возле синей машины, подвинулись, освобождая им место.

— Люди, что идут сюда, это разные версии Бена, как и мы, — продолжил Шпилке. — Но это Бен в самых худших своих проявлениях. Вроде того, что он говорил тебе сейчас о Гэндерсби…

— И Ведмедью — тоже он?

— Да, все они.

— Почему они сюда идут? Зачем?

— Чтобы добраться до него, — сказала ее партнерша по танцам.

— Чтобы помешать ему, — сказал кто-то другой.

— Чтобы отплатить ему, — добавил третий.

Фатер помотала головой. Она ничего не понимала.

— Отплатить ему за что? Что он сделал?

— За обещания, которые он давал самому себе, а потом нарушал.

— За малодушие.

— За то, что лгал сам себе и верил в эту ложь, чтобы выкрутиться из сложных ситуаций.

Этот хор продолжался бы, если бы Шпилке жестом не заставил всех замолчать.

— Большинство людей не любят самих себя по самым разнообразным причинам. Просто в отношении Бена случилось так, что его причины действительно явились, чтобы до него добраться. Каждый из этой группы является одной из причин, по которым Бен не любит самого себя.

Фатер вспомнила, как Бен говорил, что не всегда был хорошим человеком, что было в его жизни и много такого, о чем вспоминать не хочется.

— Мы постоянно разочаровываем самих себя, — продолжал Шпилке. — С годами разочарования накапливаются и становятся нашей значительной частью: разочарованным мной, уязвленным мной, озлобленным мной…

Фатер снова указала на приближавшуюся толпу.

— Значит, вот кто эти люди? Бены, недовольные Беном?

— Да, и ополчившиеся на Бена.

— Что они собираются с ним сделать?

Шпилке помотал головой.

— Я не знаю, но мы должны постараться ему помочь, что бы они ни задумали. Благодарим тебя, Фатер, за то, что позвала нас сюда. За то, что любишь нас. За то, что любишь его.

Остальные пассажиры кивками и улыбками тоже выражали Фатер свою признательность. Та не знала, что и сказать. Она смотрела, как они готовятся присоединиться к Бену Гулду и защитить его. Наблюдая за этим примечательным событием, она не переставала думать: это мои Бены. Те Бены, которых я люблю, идут к нему на помощь.

Ни Даньелл, ни Бен ничего этого не видели. Ни один из них не выказывал беспокойства по поводу приближающейся толпы, хотя оба они пристально за ней наблюдали. Они разговаривали. На таком расстоянии Фатер мало что слышала, кроме случайных слов или вырванных из контекста предложений. Она испытывала огромное любопытство относительно того, о чем они говорят, и любопытство это становилось все больше по мере того, как толпа приближалась.

А потом она подошла.

— Эй! — воззвал угрюмый голос из самой ее гущи.

Бен и Даньелл не обратили на возглас никакого внимания.

— ЭЙ!

Бен поднял голову, но лицо у него было бесстрастным. За несколько месяцев совместной с ним жизни Фатер научилась понимать, когда он спокоен, а когда взволнован. Сейчас все признаки указывали на то, что он совершенно спокоен.

— Да? Что вам надо?

— Шоколада! — выкрикнул кто-то.

В толпе раздались смешки.

— Выкладывайте, что вам надо! Мне и без вас есть чем заняться. — В его голосе сквозило раздражение.

Фатер затаила дыхание. Будь она сейчас на его месте, то перепугалась бы до смерти.

— Ах, ему и без нас есть чем заняться? Он такой большой и важный, такой занятой парень!

— Хватит отнимать у меня время. Чего вы хотите? — Голос Бена звучал точно так же спокойно и твердо, без нервозности.

— Одно ты можешь знать наверняка, малыш: мы не хотим того, чего хочешь ты.

— Это точно!

— Да уж!

— Угу…

В этом толпа явно была единодушна.

Бен снова обратился к стоявшей рядом с ним Даньелл. Она что-то сказала, и он кивнул.

— Прекрасно, но чего хотите вы сами?

Множество разных голосов отозвались одновременно, но ни один из них не был отчетливым.

Казалось, что все разом думают вслух и высказывают противоречивые мысли.