– И вас потянуло загадать желание, – графиня Ариго умела улыбаться, вроде бы и не улыбаясь. Катарине Ариго повезло, что сестра Придда похоронила себя в своих садах.

– Я попыталась, – не стала врать капитанша. – Оказалось, это трудно. Нет, я перечислила все, что нужно мне, моим детям и… людям, которым я желаю добра, я даже, как это ни нагло звучит, подумала о Талиге. У меня получилась какая-то опись, такие желания в сказках не выполняют.

– Просто вы слишком счастливы для сделок с… неведомым.

– Счастлива?

– Когда человек счастлив, он ничего по-настоящему не ненавидит и при этом не жаждет что-то прибавить к настоящему. Да, он может думать о новой лошади, если он конник, или об ожерелье, если речь идет о женщине, но без исступления. Пожалуй, было бы неплохо купить вот того мориска или унаследовать эти изумруды, но и без них придет утро и раскроются цветы… Госпожа Арамона, мне кажется, вы меня понимаете, но, если это не так, скажите. Наша семья производит странное впечатление, особенно когда мы начинаем доверять.

– Спасибо, – от души поблагодарила Луиза беременную красавицу. – Мне тоже кажется, что я вас понимаю, по крайней мере сейчас, хотя в моей жизни было слишком мало… цветов. Вы ничего не слышали перед тем, как меня нашли?

– Только тростники, но они шуршат всегда, а в чем дело?

– Мне кое-что почудилось… Неважно. Вы о чем-то говорили, а я задумалась.

– Я подводила, очень издалека, ведь я урожденная Придд, к одной просьбе.

– Вы хотели меня о чем-то попросить? Так в чем же дело, я только рада буду.

– Речь идет о кладе Манлия. Граф Савиньяк поручил отыскать его моему брату, но Валентин сейчас в армии. Отбывая в распоряжение графа фок Варзов, он написал мне и попросил подумать, кем могла быть дама, смерть которой открыла дорогу… вашему покойному супругу. В Альт-Вельдере очень неплохая библиотека, к тому же отец, предполагая… дурное, перевез сюда семейные хроники и наиболее ценные книги. Я пересмотрела все, что касается Лорио Слабого и его эпохи, но потерпела полную неудачу.

– Боюсь, – вздохнула Луиза, – от меня здесь немного проку. Что могла, я уже рассказала. Мне было дурно, я тревожилась за Сэль, да и мой… супруг с Зоей… отвлекали. Мы вывалились в какой-то подвал – низкий, сводчатый и почему-то без пыли. Золото лежит в чем-то вроде каменного пня и больше ничего там нет, только стены и потолок, кажется, кирпичный. Дверей я тоже не заметила; вот Селина, та видела убивающую себя ножом ду… даму в темно-красном с серебром платье. Вроде бы та была молодой и в самом деле одета, как мать Лорио Слабого.

– Ваша дочь смогла бы узнать самоубийцу на портрете?

– Я ее спрашивала, не сможет. Чудо, что она вообще что-то разглядела.

– Нам нужно это золото, – графиня придержала плащ, не давая в него вцепиться растрепанному кусту. – Талиг в жутком состоянии.

– У нас только один выход, – и как она об этом забыла?! А второй раз нечисть не просят… – уговорить моего супруга или его новую жену, только они куда-то пропали.

– Но, если я правильно понимаю, выходцы не знают человеческих дорог.

– Золото придется таскать нам с Сэль.

– Это опасно.

– А что делать?

Дочку от прогулок с выходцами даже не мутит, но почему? И что ждет девушку после троп Холода? Кого она родит, и родит ли вообще? А если Сэль однажды не вернется, если этот Холод ее сожрет?! Раньше она всем верила, влюбилась в Алву, мечтала, а сейчас голову мертвую ждет… Гаденыша прибить и в самом деле надо, но просить об этом чужого короля? При Савиньяке просить…

– А молодцы эти Фельсенбурги, – одобрил уверенный тенор, – что один, что другой…

– Ну, – откликнулся не менее уверенный бас рейтарского коновала, – от младшего другого ждать не приходится… отчаянный – жуть, ну и везет ему… Заговоренный прямо. Ты скотинку-то держи, а то ишь уши развесил, легавая обзавидуется!

Привязывавший по другую сторону штабной коновязи Морока «заговоренный» Фельсенбург с трудом подавил зевок. Число порученцев и адъютантов, спасибо Вирстену и его тварям, сократилось втрое, и Бруно остатки свиты гонял вовсю. Выпить с рейтарами в память Макса и то не вышло, пришлось мчаться встречать вернувшегося на носилках Хеллештерна. Тот под можжевеловую шипел и ругался, но насчет дальнейшего сомнений не испытывал – надо уходить в Доннервальд, отдыхать и набираться сил, а вот весной…

Другие о весне даже не заикались, мечтая лишь об отдыхе и тепле. Всплеск ярости, придавший на время сил, стремительно сходил на нет, а потери, особенно у Рейфера и в гвардии, были жуткие, считать на круг – четверть армии выбыла. У фрошеров дела обстояли получше, но ждать, что Ворон, не считаясь с издержками, бросится помогать, не приходилось. Явная угроза снята, и до свиданья, Бруно фок Зильбершванфлоссе, у самих в холке заноз полно.

Именно, что заноз! Победа над белоглазыми отнюдь не значит, что в тылу будет тихо. В том же Мариенбурге твари могли зреть в свое удовольствие, да и с Доннервальдом зарекаться не приходилось. Пусть комендант с покойным Глауберозе и схватили изменников на горячем, «зелень» – она такая, расползается незаметно, а потом – раз! – и вот вам вождь всех варитов… А даже если и не всех, в глотку-то все равно вцепятся, только не зимовать же из-за заразы в поле, так что Доннервальда не миновать: нужно ставить на ноги раненых и готовиться к весенней кампании, для которой потребуется много, очень много солдат.

– «Закатная тварь», – привычно бросил Фельсенбург стывшему на крыльце часовому.

– «Весенняя птица», – громогласно откликнулся тот и распахнул дверь, за которой, разумеется, торчал капитан фок Хиртрехт. Деловитый и серьезный, он был не хуже других, но Руппи новый адъютант Бруно бесил одним своим видом. Не как белоглазый, а как напыщенный болван, к тому же занявший место Мики.

– Добрый день, господин полковник! – не подозревающий об обуревающих Руппи чувствах адъютант вытянулся и щелкнул каблуками. – Господин фельдмаршал о вас спрашивал дважды. Сейчас он занят, но примет вас, как только освободится. Если вы желаете отобедать…

– Желаю и отобедаю. Не провожайте, вы можете понадобиться господину фельдмаршалу.

– Да, господин полковник. Разрешите вас поблагодарить.

– Шварцготвотрум, за что?!

– Офицер для особых поручений при особе регента Талига виконт фок Валмон, с которым мы прежде никогда не встречались, дал мне весьма лестную характеристику.

– Какую же? И каким флангом здесь я?

– Фок Валмон назвал меня умным и порядочным человеком, но единственным, кто знает и его, и меня, являетесь вы.

– А, – Руппи глубоко вдохнул, гася достойное Морока ржанье. – Вот… вы о чем… Право же, не стоит.

– Не могу согласиться. – Для вящей убедительности фок Хиртрехт опять дернулся. – Мнение полковника фок Фельсенбурга – огромная честь и еще бо́льшая ответственность. Разумеется, я приложу все старания, чтобы укрепить вас в этом мнении.