Честно скажу, от такого примитивного эгоизма у меня глаза полезли на лоб. Я даже не понял, чего в царе больше, пороков воспитания или собственного эгоцентризма.

— Федор! — сурово сказал я. — Лучше ты ко мне но приставай, а не то я сам тебя свергну! Я понимаю, что вы все средневековые уроды, но и этому должен быть предел!

Царя моя не оправданная с его точки зрения резкость так обидела, что у него на глаза навернулись слезы.

Может быть, я был и не прав, но после недавних событий нервы были взвинчены, и быть корректным но получалось. Федор посмотрел на меня, как обиженный ребенок, глубоко, со всхлипом вдохнул, хотел что-то ответить, но я не стал слушать, круто повернулся и вышел из его покоев.

Теперь первым делом мне нужно было успокоиться. Как это сделать в данных обстоятельствах, было непонятно. За водкой нужно было идти в город, найти тихое место, чтобы просто выспаться, я не мог, еще не обзавелся хорошими знакомыми среди местных жителей. Пришлось-таки отправиться в Москву. Когда я проходил мимо резиденции патриарха Иова, меня окликнул меня знакомый голос:

— Алеша! Вот так встреча!

— Здравствуй, отче, — без особой радости ответил я, однако обнял приятеля за плечи и похлопал по спине. — Ты что, все по начальству ходишь, сана добиваешься?

— Эх, грехи наши тяжкие, нигде нет правды, — посетовал отец Алексий. — Не хотят сан давать, ироды. Предлагают в диаконы идти. Ну, как тебе это нравится! Мне — и в дьячки! Вот пришел к патриарху, может быть, хоть он за правду постоит.

Отец Алексий в священники назначил себя сам, по обету, который дал, когда спасался из восточного плена. Читать и писать он не умел, из всех молитв знал только «Отче наш». Я его предупреждал, что с получением сана на этой почве могут возникнуть трудности, но он видел свое предназначение не в чтении перед паствой славянских текстов, а в истинной вере и беззаветному служении Господу. Точка зрения достойная, но, видимо, не в рамках определенной церкви.

— А если и патриарх откажет, тогда что будешь делать?

— В пустыню уйду, стану старцем и святым! — безо всякого сомнения в голосе сообщил он. — Все равно буду служить Господу!

— Слушай, Алексий, пойдем со мной, посидим, выпьем, мне сегодня очень не хватает пастырского наставления, — попросил я.

— А как же патриарх? — с сомнением спросил он. — Вдруг соблаговолит? Конечно, дело у меня к нему не спешное, может и подождать. Тогда почему бы и не выпить, если можно помочь заблудшей душе… Ты заблудшая душа?

— Еще какая, меня сегодня чуть не убили без покаяния.

— Ну, это ерунда, чуть не считается. Если бы я по каждому такому поводу горевал, то давно бы спился. Ладно, пойду я с тобой, только исповедоваться не проси, пока сана не получу — не смогу простить тебе грехи.

— Вот и хорошо, — обрадовался я нежданному компаньону, — хоть посидим по-человечески. А насчет сана, может быть, ты его напрасно добиваешься, послужил бы лучше господу воином. Скоро в этом будет большая нужда.

— А как же обет? Ты же знаешь, я, когда в янычарах был, обет дал.

— Раньше ты говорил, что в мамелюках?

— Разве? Нет, кажется, все-таки в янычарах, когда я был мамелюком, с христианами не воевал. Ну, а ты-то сам как живешь?

— Пытаюсь спасти Годуновых, их собираются свергать. Жалко их, люди они неплохие, только в цари не подходят.

— Мне дела мирские неинтересны, — нравоучительно сказал Алексий, потом поинтересовался. — Куда ты меня ведешь?

— На Сенную площадь, там у меня в кабаке есть знакомый половой, достанет водки.

— Я знаю место, где дешево, и водка чистая, да и поговорить не помешают.

Мне было все равно куда идти, и я согласился. Вскоре мы свернули в какой-то кривой переулок, упиравшийся в стену Белого города, и поп уверенно вошел в обычную по виду избу, безо всяких опознавательных знаков. Там оказался самый обычный кабак с небольшим, на три стола, залом. Столы здесь были длинными и широкими, рассчитанными на большие компании, но в этот момент во всем заведении было всего человек пять посетителей.

Алексия узнали, к нам сразу же подошел половой, поздоровался и без заказа сразу поставил на стол керамический горшок с запретным зельем и пару пустых кружек.

— Ну, давай выпьем за встречу, — предложил поп, щедро наливая в кружки жидкость с характерным запахом.

— Давай, — поддержал я тост, и мы, не ожидая закуски, выпили.

— Так кто тебя чуть не убил? — спросил самозваный поп после того, как заглушил природную жажду вполне приличным курным вином.

Я рассказал о происшествиях последнего времени, начиная с первого покушения, кончая событиями прошедшей ночи.

— Думаешь, это дьяк тебе мстит? — спросил он.

— Из самострела стреляли по приказу дьяка, а вот сегодняшний случай совсем непонятный. Разбойники были настоящие воины. Я еще не встречал человека, который бы так быстро двигался.

— Ну, если такой человек существует, то о нем что-то должно быть известно, — сказал Алексий, наливая по второй.

— Может быть, но в Разбойном приказе о нем ничего не знают.

— Тогда нужно спросить не у подьячих, а у самих разбойников, поди, они-то всех своих знают наперечет, — подал он вполне разумный совет.

— Твоя, правда, только мои знакомые разбойники его не знают, а других связей в этих кругах у меня нет.

— Ну, это не беда, такого добра в Москве хватает. Давай еще выпьем, а потом позовем вон хоть того, — он указал взглядом на сидящего перед миской ухи невысокого человека, по виду напоминающего обычного коробейника.

— А кто он такой? — спросил я.

— Сам что ли не видишь, разбойник.

Почему он решил, что этот человек разбойник, я не понял. Ничего кровожадного ни в его лице, ни во внешности, ни в поведении не было.

Мы опять опорожнили кружки. Алексий крякнул, утер губы рукавом, зацепил из принесенной половым миски щепотку квашеной капусты и небрежно бросил ее в рот. Я тоже закусил и, наконец, почувствовал хоть какое-то расслабление.

— Эй ты, — неожиданно рявкнул поп, указывая перстом на фальшивого коробейника, — хочешь выпить?

Тот, не раздумывая, подхватил свою миску с едой и быстро пересел за наш стол.

— А то! — насмешливо сказал он. — Кто же на дармовщину не хочет!

— Тогда подставляй кружку.

Гость, продолжая снисходительно улыбаться, кружку подставил. Поп щедро налил в нее напиток, не забыв, естественно, и наши сосуды.

— Ну, давайте, во имя Отца, Сына и Святого Духа, — произнес он вполне соответствующей его сутане тост.

Мы дружно выпили.

— Хороша, — похвалил гость, занюхивая пустой деревянной ложкой.