будто напоминаю сама себе. Пытаюсь принять. Но не верю. Не могу!

Только недавно я ложилась в постель, поглаживая животик. Мечтала о том, как когда-нибудь почувствую первые шевеления. Как во мне будет барахтаться крохотный человечек, толкая то ручкой, то ножкой, а то и упираясь головой. Как однажды я, измученная и уставшая после родов, возьму его на руки. Улыбнусь и расплачусь от понимания того, что я стала мамочкой. Сына или дочки от любимого мужчины.

Но вдруг…

Счастье оборвалось. Резко. Жестоко.

Боль… Мама… Скорая… Кровотечение…

Приговор, как эпитафия: «Внематочная беременность». Как прощание с частичкой меня. Разумом я сразу поняла, что ребенка не спасти и изначально у него не было шансов, но сердце упорно не признавало этого, барабанило в груди, билось в ребра, будто пытаясь сбежать от суровой реальности.

- Тебе надо отдыхать, - не глядя на меня, жалкую и порезанную, Макар поднимается со стула. Толкает его слегка, и ножки с противным скрипом скользят по полу. – А у меня дежурство.

- Опять? Ты только с очередного, - всхлипываю я. Знаю, что он просто не хочет находиться рядом.

- Что я говорил по поводу истерик? – устремляет на меня холодный взгляд, но больше не имеет такой власти надо мной, как раньше.

Я погибла вместе с малышом. А моя пустая оболочка по инерции ищет тепла и утешения в любимом, но, споткнувшись о ледяную стену, рикошетит.

- У нас с тобой ребенок умер, Макар, - плачу, не стесняясь слез. Плевать, как выгляжу. И пусть ему не по душе такая я, разбитая и искореженная. – Пока ты был на дежурстве, - в моем тоне мелькает обвинение.

- Срок маленький. Там и не человек был, а так, клетка, - цинично отзывается он. – Не переживай, - бросает и отходит к окну.

- Тебе совершенно все равно? – ошеломленно лепечу я.

- Нет, я лишь оцениваю ситуацию с позиции врача, - оглядывается на меня. – Ты ведь тоже медик, Агата. Будущий гинеколог. Мечтаешь им стать, - убирает руки в карманы, а я головой качаю и зажмуриваюсь, выдавливая слезы. Ни о чем я теперь не мечтаю. – Должна понимать, что и как с тобой произошло. И о развитии эмбриона все знаешь...

Приблизившись, не целует, а будто клюет меня в лоб. И тут же выпрямляется опять.

- Ребенка, - исправляю мужчину и, распахнув глаза, буравлю его зло.

Стиснув тонкие губы так, что их почти не видно становится на лице, Макар окидывает меня уставшим взглядом. И молча направляется к двери.

Догадываюсь, что означает этот его маневр. Мужчина поступает так, когда недоволен моим поведением. Оставляет меня одну, чтобы я «подумала» и провела работу над ошибками.

Но вместо этого я готова сорваться в рыдания. Прокричать: «Не уходи, молю!» - и попросить обнять меня.

Как же плохо.

- Макар? – сипло зову.

Не реагирует. Сталкивается на пороге с моей мамой, взволнованной, нервной, багровой от злости, переживаний и наверняка поднявшегося давления.

- Алевтина Павловна, вы вовремя. Передаю вам наше сокровище, - меняет тон Макар. – А я спешу в клинику.

И исчезает прежде, чем мама успевает что-то ответить. Она смотрит ему вслед. Кажется, молнии в него мечет.

- Мам, что врач сказал? – шмыгаю я носом, сквозь пелену слез с трудом различаю приближающуюся ко мне фигуру. Чувствую, как проминается матрас рядом.

И погружаюсь в тепло маминых объятий. Осторожных, чтобы больно мне не сделать, и бережных. Но не способных исцелить душу и тело.

Молчание…

Значит, все безнадежно плохо.

И я реву надрывнее.

- Девочка моя, тише, - поглаживает меня по макушке мама. – Давай медсестру попрошу, чтобы успокоительное тебе вколола? Доченька, - целует в висок.

- Нет, потом, - откидываюсь головой на подушку, пытаюсь сморгнуть соленые капли, но они нескончаемым потоком льются по щекам. – Скажи, что со мной? – упрямо зыркаю на мать.

Мягкие подушечки пальцев касаются щеки, поглаживают. Добрые глаза родительницы сужаются.

- Трубу сохранить не удалось, вторая воспалена, - проговаривает она честно. Знает, что ложью только хуже сделает. Не переношу и не прощаю подобное. – По-женски восстанавливаться некоторое время придется. Ты сложную операцию перенесла, моя храбрая малышка. Хорошо, что мне позвонила. Промедление… - обрывает себя на полуслове. Сама едва не плачет.

Впервые вижу ее такой сломленной. А еще осознаю, как же сильно соскучилась за месяцы нашей ссоры. Из-за Макара. Которого даже рядом со мной нет сейчас. Не было и ночью, когда все произошло. И если бы не мама…

- Промедление могло стоить мне жизни, - машинально заканчиваю ее фразу. Но не чувствую страха. Ничего не осталось. Лишь один последний вопрос, что раненой птицей бьется в голове: – Теперь я больше не смогу забеременеть? Я никогда не стану матерью?

Мама напрягается, мрачнеет, ведет ладонью по моему лбу, смахивая проступившую испарину.

- Станешь, конечно, - выжимает из себя улыбку. Но я предупреждающе головой машу. – В конце концов, технологии ушли далеко вперед. Сначала тебе восстановиться надо. Буду лично тебя вести. Клянусь, все хорошо будет у тебя.

- Вряд ли… - морщусь от очередной вспышки в животе.

- Так, обезболивающий укол сейчас организую, - спохватывается мама. Но я хватаю ее запястье.

Напряженно смотрю на нее, ожидая пусть горькую, но правду.

- Есть риск, что естественным путем ты не сможешь забеременеть, - садится обратно. Проверяет мой шов, поправляет повязку. – Но на этот случай существует ЭКО.

- Макар никогда в жизни не согласится на ЭКО, - обреченно выдыхаю, игнорируя ту ненависть, что вспыхивает в темных глазах мамы. – Я теперь бракованная.

* * *

Шесть лет назад…

Перекатываю на ладони пилюли разных форм и цветов. Зачем-то достаю из баночек еще. Задумчиво изучаю их, погружаясь в транс. В другой руке - телефон с запущенным интернетом. Лента соцсети замерла на новости пользователя, которого давно пора бы удалить. Но решительности не хватает.

Два года прошло после операции. Шов затянулся, оставив жуткий рубец. Походы к гинекологам превратились в обыденность. Но результаты неутешительные.

Мама контролирует каждый мой шаг, поддерживает меня, папа первое время вовсе дежурил под дверью. Оба боятся, чтобы я ничего с собой не сделала. Но если поначалу у меня были такие мысли, особенно после отъезда Макара, то сейчас… Я решила, что буду идти дальше. Вопреки всему. И назло бывшему.

Собираюсь проглотить таблетки, но чьи-то теплые ладони вдруг накрывают мои.

- Это