Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Все три фигуры как бы возникают из туманной дымки благодаря сложной игре теней и света, виртуозно разрешаемой Тицианом в этой монументальной картине, преисполненной драматизма. Она не оставляла Порденоне никакого шанса на победу. Не помогла и шумиха, вызванная неожиданной его смертью в Ферраре, где он работал над рисунками для одной ткацкой фабрики и имел дело с вредными красителями. Многие тогда считали, что художник был отравлен недругами, которых у него было множество из-за неуживчивого характера.
Правда, лет через сто после смерти Порденоне писатель Боскини, личность экстравагантная и известная своими странностями, в книге «Навигационная карта по живописи» (Carta del navegar pitoresco) пустил слушок о причастности Тициана к смерти Порденоне. Но его гнусная инсинуация никем не была поддержана, так и оставшись в истории единственной попыткой бросить тень на имя великого творца. Как бы там ни было, после успеха «Битвы при Кадоре» сенат принял решение вернуть Тициану должность соляного посредника.
Слава Тициана была велика, и с его именем связано немало самых различных легенд и домыслов. Даже в наши дни, когда борьба за читателя на книжном рынке обострилась, то и дело появляются рассчитанные на сенсацию издания, спекулирующие на именах великих творцов прошлого. Последний тому пример — шумиха вокруг книги «Код да Винчи». А недавно досталось и Тициану, которого француженка Ева Прюдом обвиняет ни много ни мало, как в соучастии в убийстве куртизанки (слава Богу, что не собрата по искусству Порденоне, не то появился бы новый Сальери!). Британец Йен Пирс пошел еще дальше и обвинил Тициана уже не в причастности, а в прямом убийстве. Приходится только пожалеть нашего читателя, которому подсовывается столь низкопробная переводная продукция. Но ничего не поделаешь — рынок есть рынок.
В духе «Иоанна Милостивого» написан «Иоанн Креститель» (Венеция, Академия). Здесь те же монументальность образа и хроматическое богатство изображения. В величественной позе Крестителя поражают ее скульптурность в духе древнеримских изваяний и анатомическая точность фигуры. В связи с этим кто-то даже вспомнил о дружбе Тициана с фламандским анатомом Андреасом Везалием, преподававшим в Падуанском университете. Позднее ученый стал жертвой инквизиции за свои убеждения и смелые открытия в медицине. Вероятнее всего, Тициан был знаком с работами великого анатома благодаря появившемуся в его мастерской молодому фламандцу Яну ван Калькаре, который выгравировал несколько таблиц из анатомического атласа, созданного его земляком.
Для современников Тициана образы святых Иоанна Милостивого и Иоанна Крестителя были настоящим откровением. Как писал биограф Дольче, «никогда уже больше нельзя увидеть ничего лучшего или более красивого в рисунке и в живописи». Не все были с этим согласны, и в ходе споров немало было сломано полемических копий.
Любой творческий процесс — это всегда тайна, которую трудно иногда распознать или объяснить привычными понятиями. В те годы в жизни Тициана появилась одна незнакомка, личность которой так и не была установлена. Приводятся ссылки на письмо от 2 мая 1536 года Франческо Мария делла Ровере своему послу в Венеции Леонарди с просьбой выяснить, как обстоит дело с портретом «женщины в синем платье», который он видел мельком в мастерской на Бири. На сей счет строятся различного рода догадки, но о ком шла речь, так и осталось невыясненным.
По рассказам друзей художника можно предположить, что одно время ближе к закату к причалу Бири подплывала на гондоле некая молодая особа, которая незаметно исчезала, поднявшись по наружной каменной лестнице наверх и минуя мастерскую, где всегда было много людей. Однако пройти незамеченной мимо всевидящих глаз Орсы было невозможно, и о тайных визитах первым проведал Аретино. Вскоре на мольберте у Тициана стали появляться одна за другой удивительные картины с изображением прекрасной незнакомки. Прежде всего это один из подлинных шедевров портретного искусства Тициана «La Bella» (Флоренция, галерея Питти). На картине красивая девушка в нарядном одеянии. Все в ней преисполнено благородства и изящества. Голова повернута на три четверти налево, а глаза смотрят вправо. Густые золотистые волосы собраны в косу, обвивающую дивную головку, но один локон выбился, игриво касаясь плеча. Золотая цепочка украшает прекрасно моделированную полуоткрытую грудь. Положение рук создает впечатление легкого движения, а левая, согнутая у талии рука как бы указывает на что-то. Тот же дивный образ появится на картинах «Девушка в меховой накидке», «Портрет девушки в шляпе с пером» и в написанной тогда же «Венере Урбинской».
На вопросы друзей о модели Тициан отвечал что-то невразумительное или отнекивался. Видимо, Аретино с Сансовино хитро посмеивались про себя, радуясь, что их старший друг решил наконец нарушить обет воздержания. Но разговор о незнакомке больше не затевали, памятуя о пословице — седина в голову, бес в ребро. Тициану было тогда под шестьдесят. Вскоре из большой гостиной дома на Бири как-то незаметно исчезла «Аллегория брака», которую художник долго не хотел уступить охотившимся за его работами богатым коллекционерам, а авторскую копию с нее упрятал подальше от глаз.
Шло время. Незнакомка продолжала тайно навещать художника, а на ее портретах можно было увидеть, как менялось выражение лица — то кокетливо шаловливое, то манящее и что-то обещающее, словно между художником и моделью велась понятная только им обоим скрытая любовная игра. Только положение рук оставалось неизменным. Например, на «Портрете девушки в шляпе с пером» (Санкт-Петербург, Эрмитаж) правое ее плечо, грудь и рука обнажены. Из-под плаща, накинутого поверх, стыдливо выглядывает белая сорочка. Милую головку прикрывает надетая слегка набекрень красная шляпка с желтыми лентами, обшитыми жемчугом. Пряжкой, усыпанной драгоценными камнями, к шляпке прикреплено длинное страусовое перо, изгибающееся до плеч. В этих работах со всей откровенностью выражено личное отношение художника к модели, и он не скрывает своего любования вожделенным молодым женским телом, которое будоражит воображение и молодит плоть и душу.
«Венера Урбинская» (Флоренция, Уффици) была создана по заказу нового правителя герцогства молодого Гвидобальдо делла Ровере, который станет постоянным заказчиком мастера до конца его жизни. Поначалу юному герцогу приходилось выклянчивать деньги на картину у прижимистой матери. Известно, что по политическим соображениям еще при жизни отец Франческо Мария делла Ровере выбрал ему в жены десятилетнюю Джулию Варано из соседнего княжества Камерино. Картина явилась как бы свадебным подарком в ожидании, когда жена-девочка подрастет и в ней проснутся любовные чувства к мужу. Ту же цель преследовала и одновременно заказанная «Девушка в меховой накидке» (Вена, Музей истории искусств) как аллегория брака, на которой юная красавица шаловливо закрывает меховой накидкой одну грудь, оставляя обнаженной другую. Смысл картины как раз в этом эротическом сопоставлении женской плоти и пушистого меха.
Тициану уже приходилось работать над свадебным подарком с обнаженной Венерой, когда он писал «Любовь небесную и Любовь земную». А еще раньше он дописывал незаконченную картину Джорджоне, на которой богиня любви забылась легким сном на лоне природы, полной поэтической недосказанности. Это была первая Венера, появившаяся в венецианской живописи. Теперь у него та же богиня превращается в обворажительную златокудрую венецианку, которая нежится на неприбранной постели. Немного приподняв голову, она устремляет чувственный взгляд на зрителя, сознавая свою наготу, возбуждающую любого, кто видит ее красоту под личиной целомудрия. В ногах у нее вместо амура спит длинноухий симпатичный песик, свернувшись калачиком. В правой руке она держит ветку шиповника. В глубине за окном раннее ласковое утро, на подоконнике стоит горшок с миртом — все, как и положено на свадебной картине с ее обязательными атрибутами, символизирующими супружество и верность.