Колосов докладывал обстановку начальству по телефону, благоразумно умолчав об инциденте в прокуратуре. Катя сначала сидела у Лизунова, а затем поплелась в семнадцатый кабинет. Когда уходила, Лизунову позвонил Олег Островских. В великой тревоге спрашивал, что произошло? Как такое снова могло случиться в их городе, ведь они все надеялись, что это конец?!

«А вот и не конец, — нехотя подумала Катя. — Конца в этом деле пока не видно. Есть ли он вообще?»

В семнадцатом она распахнула настежь окно, села за стол, положила перед собой чистый лист бумаги. Белый, пустой, глупо-насмешливый лист Машинально написала фамилии: Клыков, Железнова, Новосельский. Напротив них — Славин, Коровина, Вера Островских. Подвела жирную черту и написала: Мальцев. А внизу поставила вопросительный знак. Полюбовалась на записи, вздохнула. Нет, как ни черти знаки и линии, фамилии все равно выглядели бессмысленным набором букв. Она подумала еще и обвела «Мальцева» в кружок.

Итак, на каком-то отдельном этапе расследования Лизунов был совершенно прав, утверждая, что именно Мальцев и соединял большую часть противоречивых фактов, накопившихся и по убийствам, и по бесследному (как же так, подумала Катя машинально, ведь действий без следов не бывает) исчезновению Славина и девушек.

Но вот случилось новое убийство, и эта версия с треском рухнула. Имбецил Мальцев, пусть он даже фактический убийца собственной матери, к гибели Новосельского не мог иметь никакого отношения, а это означало...

В кабинет вошел Никита. С папкой протоколов. Это был архив ОРД — копии осмотров мест происшествий, копии заключений экспертов, протоколы допросов и опросов. Все копии, копии...

Колосов молча положил все это перед Катей, и она подумала: господи боже, в этом деле с самого начала было столько свидетелей, столько показаний, что они просто в них запутались!

И оказалось, что самого главного свидетеля — Новосельского, который действительно, возможно, что-то знал, они просто прошляпили. Кто-то их с этим Новосельским опередил. Кто-то...

— Одно из двух, — мрачно изрек Никита. — Либо нам все мерещится и эти факты вообще между собой никак не связаны, а это лишь цепь совпадений, либо они связаны и имеют одну общую причину.

«Надо же, не прошло и года, как великого сыщика осенило!» — с раздражением подумала Катя.

— Если брать за основу первое предположение, то по каждому отдельному убийству версий накидать можно сколько угодно, — продолжил Колосов загробным тоном.

«С этого и следовало начинать! — откомментировала опять же про себя Катя. — Только ты ведь у нас уникум. Строить версии терпеть не можешь и считаешь это занятие вредным. И опять же вопрос, когда эти версии надо было выдвигать? Когда искали пропавших без вести или когда наткнулись на труп Клыкова под мостом? Или же... или же еще раньше, когда...»

Она пролистала протоколы, извлекая тот, что был заполнен ее рукой, — запись показаний Маргариты Кривцовой, той рыженькой Риты, работавшей в «Сосновом бору» вместе с Коровиной.

— Никит, а вот на то убийство, которое здесь полтора года назад произошло, парикмахерши из «Бора», ты сам выезжал? — спросила она.

Колосов покачал головой — нет. «Конечно, поедешь ты, — подумала Катя, — это же банальной бытовухой из ревности тогда посчитали, впрочем, так и не доказанной, а ты такую мелочевку в упор не видишь».

— А там ведь тоже, кажется, было ножевое ранение?

Никита взял показания Кривцовой, пробежал глазами, вернул.

— Ох, я же тебе говорила: настоящей правды о том, что тут действительно творится, мы так до сих пор ни от кого и не услышали, — продолжила Катя. — А Новосельский из них был самый отъявленный лгун.

— Из кого это из них?

Катя махнула рукой и снова углубилась в протоколы.

— Сколько слов, сколько разной болтовни пустой, — сказала она чуть погодя с досадой. — И все же... когда люди так охотно сплетничают друг о друге, пусть и не совсем правдиво, то... Говорят, в самой лживой небылице есть крошечная доля истины.

И возможно, то, что мы так тщетно, так безрезультатно ищем, уже здесь, перед нами... — Она положила ладонь на пухлую папку документов. — Мы только никак не увидим это. Точнее... не услышим, потому что просто не можем наладить работу со свидетелями, пусть даже и не совсем искренними. Вот Новосельского мы так разговорить и не сумели толком. А он ведь что-то знал или подозревал... Ты посмотри, что сейчас получается! — Она тревожно взглянула на Колосова. — Допустим, все эти убийства связаны — в этом, кстати, и ты, и я, и Лизунов, да и все в городе в душе просто убеждены, и виновен в них не Мальцев, а кто-то совсем другой, пока неизвестный нам, тогда что же он имел на вечер пятницы? Да практически полную безопасность и полную безнаказанность для себя! Мальцев пойман, все убийства и даже пропажа без вести свалены на него, дело почти закончено. А он, настоящий убийца, вне подозрений. Очень даже выгодная ситуация. И снова как-то обнаруживать себя, разрушая этим самую удобную для себя версию Мальцева, — это опасный, рискованный ход. И все же в ночь на субботу он снова убивает! Почему? Может, потому, что Новосельский внезапно начинает представлять для него, убийцы, реальную угрозу? Но почему же от Новосельского не избавились раньше? Не знали о его существовании? Их пути не пересекались?

А теперь давай вспомним, что творится в этом городке, но не с этой Вальпургиевой ночи, которая наделала столько шума, а раньше. Итак, полтора года назад в ноябре пропадает некая Леля, точнее, Ольга Лупайло, сотрудница косметического салона из «Соснового бора», и труп ее, типичный «подснежник» с ножевым ранением, случайно находят только в апреле недалеко от... комплекса, в лесу у шоссе. В июне в Александровке отпрыски Мальцевой приканчивают свою родительницу. Причем старший сын Виктор с места убийства убегает, а при осмотре дома обнаруживается японский фотоаппарат с порнопленкой. На год все затихает. Потом вдруг в ночь на первое мая в Съянах пропадают трое. В июне убивают Клыкова, Железнову и Новосельского.

— И что ты хочешь всем этим перечислением сказать, Катя?

— А то, что вплоть до сегодняшнего дня у нас по-прежнему как не было, так и нет ни одной подходящей версии, способной как-то обобщить и объяснить эти загадки. Но это не значит, Никита, что у нас нет материала для построения такой версии. Материалов даже чересчур, — Катя снова кивнула на папку. — И если сесть и хорошенько поработать со всем этим, не отвлекаясь более на беготню по подземелью и охоту за привидением, то...

— Что ты насчет свидетелей сказала? Что работать не можем? Я, значит, не могу? — Колосов облокотился на стол. — Не выясняю всех вопросов до конца? А что делать, если они, эти ублюдки, вообще немые, как этот сдвинутый Маугли, или от показаний отказываются?!

— Как Баюнов? — Катя вдруг всплеснула руками. — Ах ты, надо же, совсем забыла! Крестный отец-то местный все сидит! Вы с Лизуновым, кажется, и про него забыли... Кстати, о Лизунове я спросить тебя, Никит, хотела... Что с ним такое творится? Странное?