сферах общественной жизни. В последние десятилетия XII века и вплоть до 1206 года женщины в Монголии влияли на политический баланс в степной империи. После смерти своих супругов они брали на себя управление расширенными семейными отношениями, распоряжались имуществом, а в роли матерей, жен или наложниц даже выступали в качестве советников лидеров-мужчин. Например, если можно с доверием относиться к повествованию «Тайной истории монголов», это имело место в сказании о начале жизни Чингисхана, мать и главная жена которого изображаются инициаторами ключевых политических решений, во многом обусловивших достижение новым правителем превосходства над другими монгольскими племенами.

Проявление подобного феномена, похоже, не было уникальным для монгольских женщин, оно было характерно и для других средневековых кочевых и полукочевых народов. Например, у турок-сельджуков женщины активно вмешивались в политические дела, вызывая антагонизм персидских государственных и религиозных деятелей, таких как Низам аль-Мульк. Если же переместиться далее на восток Азии, известно, что в (первоначально маньчжурском) племени киданей, основавшем династию Ляо в Северном Китае, женщины независимо участвовали в политических делах уже с X века, и эта традиция продолжалась вплоть до XIII века, когда кидани продвинулись на запад, в Центральную Азию. Будучи в некотором смысле предшественницами монгольских хатунов, эти женщины евразийской элиты также консультировали своих мужей и сыновей по политическим вопросам и вступались за инакомыслящих амиров, чиновников и религиозных лидеров. Однако, когда мы изучаем, как развивалась роль женщин в политике, обнаруживаются некоторые последовательные различия между этими группами населения. Создание долговременного женского регентства отличает Монгольскую империю от других обществ, таких как сельджуки в Иране, а также от доимперской Монголии. Появление правящих хатунов в середине XIII века (при отсутствии какой-либо монгольской модели прихода женщин к власти) необходимо рассматривать в контексте центральноазиатской династии каракитаев, которая создала институциональные прецеденты, позволившие монгольским хатунам пройти еще один шаг от влиятельной роли в политике до признания их в качестве правительниц империи (Herrschaft)[403].

Институт женского регентства у монголов достиг своего наивысшего расцвета в 1240-х годах, когда две женщины были назначены императрицами-регентшами всей объединенной Монгольской империи. Одна из них, Дорегене-хатун, стала первой женщиной, которая была признана правительницей, имела власть над государственным управлением и даже делегировала некоторые из этих полномочий другим женщинам, например своей советнице Фатиме-хатун. Этот период также примечателен присутствием фигуры «закулисного правителя», в лице Сорхахтани-беки, и ее политическими маневрами по продвижению своего сына Мункэ (пр. 1251–1259) в правители Великого ханства в 1250-х годах. Во времена Мункэ институт женского правления сохранялся в тех областях Монгольской империи, где преобладал кочевой образ жизни. На территориях как Чагатайского ханства в Центральной Азии, так и Золотой Орды в русских землях женщины некоторое время занимали высшие политические должности в качестве правительниц от имени своих сыновей (например, Оргина-хатун и Боракчин-хатун). Однако, как только монголы обосновались в Иране, женское регентство перестало существовать при дворе, и женщины вернулись к своей прежней роли в политике, по-прежнему занимая видное место, но без номинального признания, которое доставалось правителям Государства Хулагуидов. С другой стороны, на юге страны в таких областях, как Керман и Шираз, местные подданные династии все же выдвигали женщин на трон.

По мере развития Государства Хулагуидов в XIV веке в нем шел процесс централизации, который постепенно усиливал участие Монгольского двора в делах провинций. Это, в свою очередь, привело к постепенному отстранению женщин от власти в этих областях, что подкреплялось ассимиляцией и исламизацией монголов. Тем не менее, когда династия хулагуидов распалась и разделилась после смерти Абу Саида в 1335 году, внутренняя борьба за главенство среди потомков монголов привела к тому, что впервые за восемьдесят лет монгольского владычества на Среднем Востоке в Иране возник феномен женского правления. Это произошло в 1339 году, когда Сати-бек на короткое время стала «султаной Ирана» в качестве марионеточного правителя в руках одного из претендентов на престол. Этот эпизод можно рассматривать как исключение, подтверждающее правило касательно женского царствования в Государстве Хулагуидов. Выдвижение женщины на трон, похоже, в этом случае было последней попыткой сохранить некоторые «традиционные» ценности кочевников, поскольку монголы столкнулись с более культурными слоями знати в Иране. Эволюция женского регентства в западных частях Монгольской империи, по-видимому, была результатом компромисса между убеждениями кочевников и оседлого населения, не желавшего институционализировать женскую власть. Ход этого регентства и политического влияния женщин отражает, хотя бы частично, процесс культурной адаптации, которому подверглись монголы на Среднем Востоке.

Изучение роли женщин в других аспектах монгольского общества, таких как экономика, помогает понять, какую важную политическую роль играли хатуны в империи. Трудно было бы понять, как без экономической автономии и контроля над своим имуществом женщины могли достичь столь высоких позиций в системе власти монголов. Исходя из этого, в главе 4 были исследованы некоторые аспекты женской экономической деятельности среди монгольских женщин доимперского и имперского периодов. Мы выяснили, что институт орды в кочевом обществе был жизненно важен для хатунов в частности и для империи в целом. Установлено, что монгольские женщины, принадлежавшие к монаршим семьям, управляли этими лагерями, в которых содержались не только ценные вещи и скот, но и люди, что играло фундаментальную роль в обеспечении женщин административной, политической и военной поддержкой. Судя по всему, орды существовали еще до прихода Чингисхана, но только после монгольской экспансии постоянный приток имущества, животных и людей дал возможность этим лагерям, как и самой империи, увеличиться в размерах и богатстве и стать такими важными экономическими единицами.

Мы также видели, что не каждой знатной даме разрешалось управлять ордой. Теоретически эта привилегия предоставлялась главным женам монгольских князей, которые подарили своим мужьям хотя бы одного сына для продолжения линии наследования. Однако это правило не всегда соблюдалось, и по мере роста империи и превращения монголов в меньшинство внутри нее — со значительным сокращением продолжительности жизни и снижением рождаемости: некоторые женщины приобретали орду, даже если они не могли обеспечить ребенка мужского пола (например, Докуз-хатун и Булуган-хатун «Бозорг», среди прочих). Установив, как женщины приобретали орды, важно также оценить, насколько они были самостоятельны в этом вопросе. Источники подчеркивают тот факт, что эти лагеря передавались женщинам их родственниками мужского пола — мужьями или сыновьями, а после смерти этой хатун именно члены семьи мужского пола имели право передать освободившуюся орду новой хатун. Это важный момент, поскольку он соответствует патриархальной и патрилинейной организации монголов. Тем не менее, как только женщина получала одну из этих орд, она могла сохранить его на всю жизнь, пользуясь ее экономическим потенциалом и политическим влиянием в своих интересах.

Более того, богатство этих