Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Первоначально те орды, которые принадлежали женщинам, должны были переходить к другим женщинам после смерти главной хатун. Однако, рассматривая эволюцию этой практики, мы видим определенное сходство между ней и развитием института регентства. В результате ассимиляции и централизации, проведенной Газан-ханом, женское правление ослабло, и в определенных обстоятельствах передача богатства хатунов между женщинами была прервана мужчинами — членами царской семьи, которые перенаправили ресурсы на себя. Обычно это происходило в контексте политического конфликта между претендентами на престол. Присвоение женского богатства мужчинами-правителями произошло на самом высоком уровне в Иране в конфликтное десятилетие 1290-х годов, когда Гайхату, Байду и Газан боролись за контроль над Государством Хулагуидов. Приводятся многочисленные свидетельства, в особенности Рашид ад-Дина, о передаче этих орд от одной дамы к другой. Как мы видели, персидский историк пытается оправдать присвоение имущества Газаном, утверждая, что Абака пожаловал ему некоторые из богатых орд его жен. Однако похоже, что это еще одна история, опровергаемая фактами и используемая Рашид ад-Дином для оправдания поступков Газана, который своими экономическими реформами, политической централизацией в провинциях и присвоением орд пытался обеспечить свое политическое господство.
Видная роль женщин в политике и их относительная экономическая автономия также давали им возможность активно участвовать в религиозных делах по всей империи. Влияние хатунов на вопросы религии прослеживается как на социальном, так и на личностном уровне. Еще до появления империи женщины играли определенную роль в отношении монголов к религиозной власти; Бортэ, ходатайствовавшая перед Чингисханом о смещении великого шамана Теб-Тенгри, является одним из примеров того, как женщина оказывала влияние на общий религиозный контекст империи. Когда империя расширилась и монголы вступили в контакт с разнообразным миром религий Евразии, женщины выступили в роли покровительниц духовных лидеров, проводили политику благоприятствования в отношении той или иной религии и участвовали в качестве посредников между монголами и потенциальными союзниками в Европе или Тибете. Они поддерживали в своих лагерях многоконфессиональную среду, которая соответствовала общей религиозной среде XIII века.
Однако в их отношениях с религией имелся и важный личностный компонент. В главе 5 было показано, как женщины активно участвовали в религиозных ритуалах в доимперской Монголии и что они могли даже выступать в качестве шаманов, осуществлявших религиозные практики. Присутствие в доимперской Монголии определенных верований, таких как несторианское христианство и буддизм, означало, что эти два верования имели некоторых приверженцев среди женщин еще до начала завоевания Евразии. Поэтому не стоит удивляться упоминаниям о том, что женщины общались с христианскими священниками и буддийскими монахами с самого начала существования империи. Это личное участие в религии засвидетельствовано в различных улусах Монгольской империи, где женщины имели под своей защитой духовных лиц, которые наставляли их в исповедании своей веры. Следующее поколение женщин, родившихся и выросших в Иране и России, также включило ислам в свое религиозное мировоззрение, что напоминало отношение первого поколения к христианству и восточным верованиям. Однако на основании имеющихся у нас на данный момент материалов трудно оценить, кто из монгольских женщин действительно принял ислам на Среднем Востоке. Скудная информация, которую дают источники, позволяет лишь предполагать, что женщины могли следовать той же модели, что и мужчины: медленный, но устойчивый процесс исламизации, стимулируемый различными каналами обращения, которые включали взаимодействие с харизматичными суфийскими шейхами, включение мусульманских мужчин и женщин в Монгольский двор и растущее присутствие ислама в «домашней сфере» женщин в Государстве Хулагуидов. Наконец, благодаря своей экономической автономии и политической власти монгольские женщины играли определенную роль в патронаже религиозных учреждений и религиозных рукописей по всей Евразии. В Иране, по-видимому, они следовали установившейся традиции сельджукских женщин, которая также поддерживалась в подвластных династиях Фарса, Кермана и Анатолии. Постоянное включение этих территорий под прямой контроль Государства Хулагуидов и обращение монголов в ислам привели к тому, что монгольские женщины оказывали финансовую поддержку исламским медресе, мечетям и суфийским лидерам.
Пожалуй, самое важное, что продемонстрировано в этой книге, это то, что выдающаяся роль женщин в Монгольской империи была обусловлена не просто умениями и деятельностью отдельных редких личностей, а, скорее, это было общим явлением. Роль, которую женщины играли в политике, экономике и религии, стала результатом экстраполяции традиционной монгольской концепции женственности на контекст мирового господства. И эта роль не была статичной, а, скорее, адаптировалась и изменялась в зависимости от регионов, где обосновались монголы. Из советниц мужчин-вождей в степи монгольские женщины становились регентшами и правительницами империи; из погонщиц отар и стад в отсутствие мужей они становились обладательницами значительных богатств, пользовались свободой исповедовать собственные религиозные убеждения и одновременно вносили свой вклад в религиозную политику империи. Количество данных, которыми мы располагаем об этих женщинах в источниках, довольно несбалансированно. Хотя, с одной стороны, они обильно упоминаются в источниках того периода, информация о них, как правило, отличается неопределенностью и неполнотой. Тем не менее, когда их роль «становится видимой» в письменных материалах, это служит иллюстрацией фундаментальной роли, которую женщины играли в подъеме, укреплении