Поль много раз переписывал письмо, особенно он сомневался в его окончании:

Волна пессимизма, затопившая мастерские, схлынула, дав делу новый неожиданный оборот, как это иногда случается в мире финансов. Горизонт снова очистился, солнце засияло почти так же ярко, как вначале.

Объявление об испытаниях, назначенных на начало сентября, не только не парализовало работу бригад, но задело честолюбие всех и каждого. Часто в мастерских работали до поздней ночи и возвращались спозаранку. Не пропускали и выходных. Люди воспрянул духом, потому что результаты были уже близки. Заново протестировали топливо, аэродинамическую трубу, резистентность к перегреву. Жубер проводил с сотрудниками дни напролет, он был везде, всем занимался, его энергия восхищала. Для каждого у него находилось доброе слово, ободряющая улыбка. Он бы даже шутил, если бы умел.

И началось победное восхождение к вершине.

Производительность турбин превзошла все ожидания, но главное – главное заключалось в том, что новый сплав соответствовал всеобщим надеждам. К первым испытаниям приступили десять дней назад. Когда запустили реактивный двигатель, никто не осмеливался в это поверить. Резкий толчок вызвал взрыв аплодисментов. Жубер – а мы знаем, насколько он неэмоционален, – почувствовал, как к горлу подступают слезы, он высморкался, чтобы скрыть это, и приказал протестировать двигатель еще дважды, новые испытания были назначены через четыре дня. Они прошли еще лучше, чем первые. Теперь Жубер был в себе уверен.

Впрочем, пора бы уже. Время поджимало.

Бюджет проекта трещал по всем швам. Жубер по нескольку раз на неделе должен был отчитываться перед «Возрождением». Таблицы, продвижение исследований, расписание работы специалистов, закупки, расходы – приходилось все объяснять. Саккетти говорил: «А что ты хочешь, у них нет твоих амбиций, их все приводит в ярость!» Жубер закусывал удила и вставал на защиту работников. Занимайтесь главным, а я займусь остальным.

Последние испытания турбины увенчались успехом. Было решено приступить к изготовлению конечного продукта в начале недели – отличный план, благодаря которому можно даже выиграть несколько дней, если, как всегда, возникнут какие-нибудь неполадки.

Все с нетерпением ждали новых лопаток. Их делали с ювелирной точностью, они были результатом долгих недель исследований, расчетов, их изготовление поручили самому лучшему предприятию, а значит, и самому дорогому… Только они одни стоили больше двухсот тысяч франков.

Роберу тоже не терпелось. От Мадлен он получил четкие и почти жесткие распоряжения:

– Если не справитесь, Ферран, я немедленно иду в полицию и показываю ваше свидетельство о браке.

Леонс волновалась так же, как и Мадлен, потому что, кроме как в постели, она редко видела, чтобы Роберу удавалось что-то сделать хорошо три раза подряд.

– Сделаешь ведь, цыпа?

– Ну дык…

Он же никогда ни в чем не сомневался, отчего легче не становилось.

Но тут удача ему улыбнулась, и против всякого ожидания он смог поймать ее за хвост.

Робер только что закончил работу и уже выходил из мастерской, когда увидел утреннюю почту. В ней лежал и большой пакет с печатью «Компаньон Фрер». Он, не размышляя – на такое он был не способен, – сунул пакет под мышку и двинул домой.

На следующее утро он увидел, что в мастерской царит неописуемое волнение.

Пакет искали, но не находили. Охранник четко указал, куда его положил. Все перевернули вверх дном, прочесали все кабинеты и складские помещения. Не может же посылка потеряться сама! А поскольку все бредили безопасностью, вели учет каждого посетителя и «ни один посторонний» не мог ходить по мастерской без сопровождения, спустя два дня после официального заявления о пропаже посылки опять заговорили о том, чего все так боялись: о саботаже.

Работники косо посматривали друг на друга, специалисты были из пяти разных стран, на предприятии стали перешептываться, пустили слухи то об одном, то о другом, все это заставляло Жубера сильно нервничать.

От постоянных пересудов и чувства беспокойства атмосфера накалилась, рабочий ритм снизился, кто-то даже вспомнил об «этих немцах», в прессе замелькали статьи о том, будто бы они интересуются авиастроением, а вдруг в мастерскую проник их шпион? Когда вы входили в какой-нибудь кабинет, все разговоры замолкали, люди не разговаривали, а перешептывались, каждый следил за собой и за всеми остальными.

Десять дней спустя Мадлен велела Роберу якобы чудесным образом, всю в пыли, обнаружить посылку рядом с нишей, куда складывали прибывший товар, но под резервуаром для электролиза, где, как все думали, уже не раз проверяли.

Его объявили героем дня, но было слишком поздно – у «Компаньон Фрер» уже заказали новые образцы…

Предварительный выбор пал на двух молодых журналистов. Три раза в неделю Андре отправлялся на ужин к тем, кто финансировал проект, показывал им макет ежедневного издания (в конце концов за неимением лучшего акционеры остановились на названии «Ликтор»), он бывал также у своего наставника, Монте-Буксаля.

В просторные помещения на авеню Мессины, принадлежавшие одной аристократке, живущей в Тоскане, купили мебель. Андре ходил по типографиям, чтобы прикинуть расходы. Денег постоянно не хватало, но он был увлечен, как никогда.

Сроки отодвинули. Предполагалось, что работа начнется в середине октября. Андре сгорал от нетерпения.

Его колонка в «Суар» все более отдавала его новым проектом и убеждениями.

– Скажите-ка, старина, – спросил как-то Гийото, у него был на это настоящий нюх, – не притормозить ли? Ваша хроника принимает странный оборот…