Для Артура это был первый серьёзный роман: до этого он сбегал от каждой новой пассии, как только она начинала строить планы на будущее. Впрочем, может быть, именно бесперспективность отношений с Катей удерживала его рядом? Он не боялся, что она решит вдруг выйти за него замуж или начнёт его в чём-то ограничивать.

Он-то не ограничивал себя ни в чём. Однажды пришёл ко мне сказать, что не появится в школе по крайней мере неделю: — Короче, чел, такое дело, я триппер подхватил.

— Это чего такое?

— Ну, блядь, капает с конца и болит. Хочешь посмотреть? — и он начал на полном серьёзе расстёгивать ширинку.

— Нет, — чуть не закричал я, — блин, Артур, не надо мне ничего показывать, я и так верю.

— Короче, нужно Кате что-то наплести, чтобы она не думала ничего. Можешь ей сказать, что я заболел что ли, но не серьёзно, а просто грипп…

— Да, очень заразный, но ничуть не опасный, так с тобой будет всё в порядке, но навещать тебя ни в коем случае нельзя.

— Типа того, Тёма, да. Ты умный, навешай ей что-то.

Несмотря на мои многочисленные попытки завести разговор об Андрее, Артур каждый раз переводил разговор на другую тему. Только один раз мне удалось разговорить его, и каким бы коротким ни был тот разговор, он приоткрыл завесу над его чувствами.

В тот раз Катя в очередной раз уехала к своим родителям почти на две недели. Несмотря на то что Артуру, я был уверен, было с кем провести время, он маялся, не находил себе места, сидел часами у меня дома, не произнося ни слова. Я мог спокойно читать рядом, он не предпринимал никаких попыток завести разговор. Однажды, не отрываясь от книги, чтобы не смутить его, я спросил:

— Скучаешь?

— Да, чел, а что?

— Ничего. Ходишь чернее тени.

— Чернее тени, говоришь? Да, не хватает мне её, чел.

— И что ты делать думаешь?

— А что тут, блядь, поделаешь? Не бросит она его, — уныло сказал Артур.

— Ты бы хотел, чтобы бросила?

— Бля, Тёма, я не знаю. Бросила не бросила… Мне, блядь, понимаешь, первый раз хочется быть с ней всё время. Раньше не было такого. Другие заёбывают за неделю, не знаешь, куда деваться. Трахаться вроде хорошо, а потом, блядь, начинаются эти все разговоры: «Ты мне должен то», «Ты мне должен это». А тут, блядь, она ничего не просит, но мне даже хочется, чтобы попросила. А так как-то не по-настоящему всё получается.

— Ты любишь её? — не нужно мне было бы задавать этого вопроса, наверное.

Он заставил Артура осечься.

— Не знаю. Это ты, Тёма, умный, понимаешь, когда любишь, когда не любишь, а я не знаю. А что, мамашка-то твоя скоро припрётся?

— Скоро.

— Пора мне линять…

Мне было жаль его, но я понимал, что ситуацию исправить невозможно.

Оставалось ждать, пока одному из них надоест этот гордиев узел.

Однажды вечером я возвращался с показа в час пик. Хотя народу было меньше, чем зимой, да и одеты все были легко, в поезде было не протолкнуться. Обычно я старался избегать давки и предпочитал переждать самое неприятное время с книжкой где-нибудь на лавке, но сегодня работы было много, я устал и думал только о том, как будет приятно растянуться в постели. Я стоял в самом набитом месте — около дверей, но не было никакой надежды протиснуться в середину вагона, где можно было бы достать книгу и уткнуться в неё до моей станции. Я переваливался с боку на бок, как пингвин, чтобы пропустить выходящих людей, впрочем, мало кто выходил, в основном входили, утрамбовываясь потными телами в вагонную тесноту.

В какой-то момент я повернулся и столкнулся нос к носу с Катей. Как ни странно, она не очень обрадовалась нашей встрече, и я даже думаю, что если бы у неё была возможность, сделала бы вид, что не заметила меня. Но как у соседних кирпичей в кладке нет возможности игнорировать друг друга, так и у нас такого шанса не было. Мы поздоровались, она как-то неестественно повернулась боком и сделала большие глаза. Я сначала не понял, что означала её пантомима, но тут догадался, что она не одна.

— Это мой муж Андрей, — прокричала мне на ухо Катя, а потом повернулась к Андрею и, видимо, представила ему меня.

Я с интересом посмотрел на него. Вот уже скоро год, как мы были заочно знакомы, но я не думал, что когда-нибудь его увижу: Катя строго следила за тем, чтобы её отношения с Артуром (а значит, и дружба со мной) не выплыли на поверхность.

Так вот он какой, значит, Андрей. Мне было удобно разглядывать его, он стоял ко мне боком, и, если бросать осторожные взгляды, не было опасности быть уличённым. Он был красив. Он не был похож на жителя нашего города, более того, даже славянским его лицо было назвать трудно.

Такая смуглая кожа встречалась только на лицах вернувшихся из Крыма после месячного отпуска. Но причиной его загара было, конечно, не отпускное солнце, а то, что светило на его предков в течение многих веков. Широкие выдающиеся скулы и миндалевидные карие глаза выдавали в нём что-то татарское, но не чистокровное, а смешанное с другими кровями, делавшими черты лица благородными. Полные чувственные губы были чуть приоткрыты. Короткие чёрные волосы то там, то здесь поблёскивали серебром, ничуть не старившим его, а наоборот, придававшим шарма. Мне хотелось рассмотреть его анфас, но я стоял в неудобной позе, так что пришлось довольствоваться профилем.

Наконец, мы доехали до нашей остановки. Здесь выходила большая часть пассажиров, нас просто вынесли из вагона. Катя воспользовалась столпотворением, помахала мне на прощание и быстро потащила Андрея к выходу. Я не стал их догонять, понимая Катины меры предосторожности.

Вскоре случилось ещё одно событие, которое в очередной раз выбило меня из колеи и заставило ездить в церковь ещё чаще.

Показы обычно проходили достаточно быстро. Мы встречались у парадной, подписывали расписку, где клиент обязывался не обманывать агентство и не снимать квартиру без нас, поднимались наверх, и дальше уже квартира либо нравилась, либо нет. Если всё складывалось хорошо, мы заключали договор, и я забирал свою комиссию, если нет — расходились по домам.

В один из дней я должен был показывать несколько квартир одному клиенту.

Это был новый район, застроенный ярко раскрашенными домами: одна половина здания могла быть розовой, вторая — зелёной, а все балконы оказывались небесно-голубыми. И все они были очень высокими, гораздо выше тех, что стояли у нас. Я приехал чуть раньше назначенного времени и решил пройтись по дворам, где ещё сохранялись следы недавно законченной стройки. Детские горки стояли посреди развороченных газонов, изборождённых следами от трактора, не у всех парадных были скамейки, огромная железная труба перегораживала парковку. Было видно, что и дом заселён не полностью: многие окна были немыты и заклеены изнутри чем-то белым.

Наконец, к парадной подъехала зелёная иномарка. Я не очень разбирался в машинах, для меня все они делились на две категории: наши и иномарки.