Отрицательное отношение значительной части масонов к Екатерине и симпатии их к Павлу Петровичу выясняются вполне определенно в конце 1770-х годов. 3 сентября 1776 года, при соединении Елагина с Рейхелем, великим наместным мастером сделан был гр. Н. И. Панин.

Елагин целый год думал, примкнуть ему к новой системе или нет, составил даже примерный список своих масонов применительно к новой системе, но в конце концов отказался. Тогда шведскую систему окончательно захватили в свои руки приверженцы и друзья цесаревича: кн. Г. П. Гагарин, кн. А. Б. Куракин, кн. Н. В. Репнин, О. А. Поздеев (перед тем служивший при гр. П. И. Панине) сам Н. И. Панин не выступал на первый план[281].

Шведское масонство вызвало острые опасения Екатерины. Об этом свидетельствует и комедия императрицы — первая из целой серии, направленной против масонства, — «Тайна противонелепого общества», появившаяся в 1780 году. Одновременно с литературными мерами Екатерина приняла и административные. В Национальной Ложе два раза был петербургский полицеймейстер П. В. Лопухин.

Гагарин должен был прикрыть петербургскую свою ложу и принять службу в Москве. Весной 1781 года удалился отдел и Панин, отъехав на покой в свою деревню.

Осенью 1781 года началось новое оживление в масонских кругах, исходившее на этот раз из Москвы. Московские масоны (частью это были прежние масоны шведской системы) отправили Шварца искать истинной мудрости не в Швецию, к которой Екатерина отнеслась так подозрительно, а в Германию, к герцогу не Зюдерманландскому, а Брауншвейгскому. Осенью же 1781 года отправился в заграничное путешествие и цесаревич Павел Петрович, сопровождаемый А. Б. Куракиным и С. И. Плещеевым.

Тогда же к литературным и административным воздействиям на масонов Екатерина прибавила законодательную меру. 8 апреля 1782 года издан был «Устав благочиния»; в нем § 65 направлен был против обществ и собраний: «Управа благочиния в городе законом неутвержденное общество, товарищество, братство и иное подобное собрание (под каким бы названием ни состояло) не признает за действительное… буде же таковое общество, товарищество, братство, или иное подобное собрание общему добру вред, ущерб или убыток наносит, либо бесполезно, то подлежит уничтожению и запрещению».

На то, что при этом имелись в виду именно масонские ложи, указывает толкование одного из «лояльных» петербургских масонов, П. И. Мелиссино, который, ссылаясь именно на «Устав благочиния», обратился (5 мая 1782 года) с особым посланием к членам своей ложи Скромности, призывая их «покрыть работы».

«Как ни прекрасна была утренняя заря масонства на здешнем небосводе, все же густое облако, себялюбие, недоверие и самочинное мудрствование — затмили дальнейшую ясность солнечного восхода. Эти пороки… заползли в орден и родились у них подобные же дети: вражда и презрение разорвали узы единения, удалили от первоначальных целей ордена, обесценили пользу для одних членов, навлекли на себя презрительные насмешки других».

Мелиссино восхвалял первоначальную английскую организацию русского масонства, которая не требовала «посылок за границу, чтобы там покупать мудрость или получать ее путем обещания единовременной дани или ежегодной подати или иной подчиненности. Ибо отчасти — мудрость нигде за деньги куплена быть не может, отчасти же такое поведение никогда не совместимо с должностью и самым понятием истинного масона. Или мы за границей только вызовем подозрение, что вялость и неспособность заставляют нас прибегать к их мудрости и что мы вполне заслуживаем наложения на нас дани! Или мы вызовем у разумных только неодобрительное качание головой и никогда у нас не будет планов, стоящих путешествия, а всегда ничтожные надежды! Может ли быть что более неловким, как в государстве, управляемом самою Мудростью, искать, ради мудрости, чужеземного покровительства».

Около 1780 года произошел резкий поворот русской внешней политики. Разорвав панинскую дружбу с Пруссией, Екатерина стремилась войти в тесное соглашение с Австрией, которое обеспечивало ее черноморские проекты.

Масонские связи с северными державами Швецией и Пруссией не могли не беспокоить Екатерину, так как шли вразрез с ее внешней политикой. Связь же внешней дипломатии с масонством хорошо должна была быть известна Екатерине. Она сама пользовалась масонством в своей польской политике. В 1778 году в Варшаве была открыта ложа-матерь «Екатерина к Северной звезде» (Katarzyna pod gwiazda рolnocna), названная так в честь «знаменитой монархини, покровительницы вольного каменщичества в своем государстве»[282].

Поездка Павла Петровича за границу вызвала длинные предварительные обсуждения с дипломатической точки зрения; Екатерина решительно настаивала на «австрийской ориентации» этой поездки и запретила своему сыну ехать в Берлин; гр. Н. И. Панин и кн. А. Б. Куракин выражали свое сомнение и недовольство по поводу плана Екатерины.

Поездка Павла Петровича, несомненно, связана была с масонством. Весной 1782 года цесаревич принял участие в масонской ложе в Вене; по поводу роли Павла в ордене Шварц обменивался какими-то письмами с принцем Карлом Гессен-Кассельским. «Письмо герцога гессенкассельского в оригинале писанное к Шварцу в 1782 году, доказывает их братскую переписку — из него видеть можно, что князь Куракин употреблен был инструментом к приведению великого князя в братство». [283].

Подозрительность Екатерины к путешествию Павла проявилась в известном «Бибиковском инциденте».

Флигель-адъютант П. А. Бибиков переписывался с сопровождавшим цесаревича кн. А. Б. Куракиным. В письмах содержались косвенные осуждения Потемкина. Одно из писем, заключавшее политические намеки и сетования на отстранение от дел Н. Панина, было перехвачено и доставлено Екатерине. Бибиков был заключен в крепость, предан суду и сослан в Астрахань. Куракин по возвращении из-за границы должен был выехать на жительство в свое имение Саратовской губернии.

Умирающий Никита Панин сделался политически зачумленным человеком, к которому подойти было опасно: лишь перед самой его смертью (1783 год) Павел Петрович и Мария Федоровна решились навестить старого наставника.

В то время как в Петербурге собиралась уже «мрачная негодования дворского туча», в Москве работа масонского кружка шла полным ходом. По возвращении Шварца из-за границы весною 1782 года было торжественно, при содействии П. А.Татищева и гр. 3. Г. Чернышева, открыто «Дружеское ученое общество».

Но перед розенкрейцерами открывались еще более широкие перспективы; впереди виднелась не одна только Москва, а целая империя и участвовать в будущем идеальном царстве должен был не московский главнокомандующий, а российский государь. При организации VIII провинции ордена (1783 год) звание провинциального великого мастера оставлено было для цесаревича Павла.