– Говори и не смей мне тут разыгрывать комедию. Говори!

На этот раз Самойлова все же улыбнулась. Хотя Павел видел: она потратила немало усилий. Женщина громко сказала:

– Да! Я узнаю этого человека! Этого человека я знаю! Это Павел Клюфт. Мой ученик и друг! Это хороший человек! Это настоящий человек! – она сказала это, выговаривая каждую букву!

Она ставила ударение на каждой гласной. Клюфт сжал кулаки. Ему хотелось наброситься на конвоиров и, вырвав несчастную из их рук, отнести на кушетку возле умывальника и бережно уложить. Дать ей покой. Немного покоя! Погладить ее по щеке рукой! Может, даже поцеловать! Чтобы она почувствовала, что ее любят! Нет, не так, как любит мужчина женщину! Нет, совсем по-другому! Ее любят как человека! Как хорошего и сердечного, а главное, честного человека! Человека, который проходит через все эти страшные испытания с высоко поднятой головой!

– Хорошо! – довольно прикрикнул Поляков.

Майор сел обратно на свое кресло и, почесав макушку, радостно добавил:

– Ну, а дальше? Дальше, назовите, арестованная, его роль в вашей организации. В вашей шпионской группе! И что вас так тесно связывало?! Назовите все, что вы говорили мне при прошлом допросе!

– При прошлом допросе я вам почти ничего не говорила, гражданин майор! Вы не давали мне это делать! Ваши холуи избивали меня! И я в большем своем времени молчала, а вы что-то писали на бумаге! Марали листы! – дерзко крикнула Самойлова.

Ее волосы были все еще сжаты в огромном кулаке сержанта. Ольга Петровна и не пыталась вырваться. Она так и сидела, недвижима, и лишь ее рот, словно у куклы, открывался, издавая звуки. Страшная картина заставила Павла опустить голову. Его сердце забилось так часто, что кровь прилила к глазам.

– Значит, вы утверждаете, что этот человек, Клюфт Павел Сергеевич, был вашим помощником и исполнял ваши задания? – Поляков, словно не обращая внимания, что-то записал на листе бумаги. – Значит, вы его завербовали, когда он пришел к вам работать в редакцию? Так, а что вы ему пообещали?

– Вы сами-то себе, верите или нет? – крикнула Ольга Петровна.

На этот раз в ее голосе прозвучало отчаянье. Павел понял, что женщина ждет его помощи. Клюфт привстал со стула и грозно спросил, хотя его устрашающий голос звучал нелепо:

– Что тут происходит? Что вы делаете? Что вы себе позволяете? Что это за самоуправство?

Павел получил сильнейший удар в ухо. Он свалился на пол и на несколько секунд оглох. Краем глаза Клюфт увидел: над ним склонился второй конвоир. Сержант все это время стоял возле него и словно ждал момента. Клюфт перевернулся на спину и, приподняв голову, посмотрел на Самойлову. Она прикрикнула:

– Паша, все, что они будут тебе говорить про мои показания, знай: это неправда! Я ничего не подписывала!

– А ну заткнись! – рявкнул конвоир, что держал Ольгу Петровну за волосы.

Солдат второй рукой наотмашь ударил ее по лицу. Женщина дернулась. В уголке губ выступила темно-бордовая капля. Самойлова еще раз крикнула:

– Они не знают, что делать, вот и бьют! Не бойся их, Паша! И не верь им! Они не смогут ничего сделать!.. – но сержант не дал прокричать фразу до конца, в этот момент он еще раз ударил Ольгу Петровну по лицу.

На этот раз он стукнул не кистью, а крепко сжатым кулаком. Разжав волосы, солдат небрежно толкнул женщину в плечо. Та, словно большая сломанная кукла, обмякла и свалилась на пол. Павел замычал от бессилия и закрыл глаза. Он ревел, но этот дикий рев отчаянья сдерживал в грудной клетке. Этот крик безысходности и беспомощности сдавливали ребра. Склонившийся над ним конвоир пнул Клюфта по ребрам и прошипел:

– Молчать, собака! Молчать, когда следователь говорит! Отвечать лишь тогда, когда он позволит это сделать!

Павел закрыл глаза. Он тяжело дышал. Поляков, как ни в чем не бывало, что-то писал на листе. Он даже не поднимал голову, когда его помощники избивали арестованных. Пауза затянулась минут на пять. Майор бросил перо и, размяв кисти рук, сморщился:

– Ну, вроде как подошли к самому главному. К самому главному. А ну, посади эту дрянь на стул! – прикрикнул он конвоиру, который стоял возле Самойловой.

Сержант склонился и брезгливо схватил Ольгу Петровну за шиворот. Она, упираясь, вырвалась из его железной хватки. Женщина медленно, с трудом, но с гордостью сама поднялась с пола и села на стул. Она смахнула волосы с лица и презрительно сказала:

– Как вы думаете? Что вот эти все показания, которые вы якобы записали в протокол, будут доказательством в суде? Вы что, совсем с ума сошли? Это же профанация! Это же ложь! Никакой суд этому не поверит!

Поляков посмотрел на Ольгу Петровну и пожал плечами. Он медленно достал из кармана папиросу и закурил. Откинулся на спинку кресла и, выпустив дым, ехидно ответил:

– А почему это не поверит? А? Вы что, откажетесь это подписать?

– Да! – Ольга Петровна сделала из пальцев фигу и вытянула руку в сторону Полякова. – Вот вам мои показания! Вот!

Майор ухмыльнулся. Странно, но он развеселился. Он захохотал. Как-то по-детски и совсем добродушно. Этот человек хохотал! Он был способен на смех! На вид даже искренний смех! Это все выглядело так нелепо в этом мрачном кабинете. Павел лежал и не верил своим глазам. Страшный спектакль! А он – зритель, лежащий по замыслу какого-то сумасшедшего режиссера, на бетонном полу! Чтобы лучше воспринять замысел автора?! Чтобы вот так прочувствовать эту драматургию?! Эту страшную драматургию?! С актерами, облаченными в ненавистную военную форму оливкового цвета? В синих галифе и красными, как кровь, петлицами на кителях?! Нет! Нет! Поляков снял пенсне и, смахнув слезы, немного успокоился. И тут Клюфт понял. До Павла дошло, почему так ведет себя майор. Почему он смеется!

«Именно так этот человек снимает стресс! Вот так, хохотом! Здоровым хохотом. Потому как нельзя все это переносить! Все это увиденное и сделанное! Сознанию обязательно нужна разрядка, потому как если ты нормальный человек и видишь, как при тебе каждый день избивают и мучают несчастных и невинных людей, нет, более того, ты сам даешь команду издеваться и мучить, ты не вынесешь этого долго! Нет! Поэтому нужна разрядка. И вот этот страшный человек решил просто смеяться. От души! Искренне», – подумал Павел и закрыл глаза.

Он хотел встать, но конвоир наступил сапогом ему на грудь. Оставалось лежать и ждать развязки, очередного акта этого страшного спектакля. Поляков убрал платок в карман и, водрузив на нос пенсне, вытер губы рукой. Посмотрев на Ольгу Петровну, с сожалением сказал:

– А мне-то все равно, что вы тут мне корчите! Я захочу – сейчас вам вот пальцы-то сломают! Но ладно! Ладно, повременю. Ведь вам придется ими еще подписывать протокол, придется! Пока они нужны не вам, а мне!

– Ни за что! – крикнула Ольга Петровна.

– А это мы посмотрим. Посмотрим. Сейчас мы увидим, как вы реагируете на другой метод. Итак, зачем вы, как руководитель подпольной антисоветской шпионской группы, дали задание Павлу Клюфту написать статью с цитатами из библии? Как вы собирались развивать идеологическую диверсию? И сколько вы заплатили денег этому человеку? – Поляков вновь склонился над бумагой. – И помните, в ваших руках не только ваша судьба, но и этого человека. Если вы не сознаетесь, то он-то уж, думаю, это сделает! Он-то уж не такой стойкий, как вы будет! Поверьте! А ну, ребята, раздеть эту троцкистскую шлюху! – скомандовал Поляков.