Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ну, если врач сказал, — директор улыбнулся, сверкнув золотыми фиксами, — тогда держи.
Он вынул из ящика стола два блока.
— «Кент» твой любимый, американский.
— Сколько я тебе должен?
— Как всегда, по цене буфета ЦК.
Ястреб рассчитался, уложил сигареты в пакет и заспешил: до назначенного времени оставалось десять минут.
Он вышел в шумный Столешников и оглядел свой любимый московский переулок. Вот Гиляровский в папахе разглядывает со стены торопящихся людишек, словно сочувствует им, бегущим и потным. А когда-то в славные времена обнесли они в этом подъезде квартиру знаменитого московского валютчика. Много тогда взяли наличных, золота, камней и валюты. Как ни странно, именно валюта стала гарантией их безопасности. Валютчик по кличке «Голова» не мог из-за этих фунтов и долларов написать заяву ментам. Он вышел на Ястреба через верных людей и выкупил свое добро.
Знаменитое было дело. О нем рассказывали в тюрьмах и на пересылках. История эта обрастала необыкновенными подробностями и превратилась в уголовный эпос. Леня Сретенский стал полумифическим героем. Да, было что вспомнить. Хотя бы старое кафе «Красный мак». Самое элегантное в Москве. Темно-вишневые стены, мебель такого же цвета. Сюда ежедневно приходил обедать человек, которому и сбрасывал добытое золотишко Леня Сретенский. Человек этот был ювелиром, в узких кругах имел кличку «Темный».
Ушло то время. Исчез «Коктейль-холл» на Горького, отгремел ресторан «Аврора» на Петровских линиях, замолк оркестр в саду «Эрмитаж». Скучно стало в Москве. Скучно и неинтересно.
Занятый этими горькими раздумьями, он дошел до кафе «Дружба». Центровое, веселое. Прямо как вокзал. Сюда люди забегают яичницу да сосиски поесть, мороженым закусить на пути от Столешникова к Мосторгу, по нынешнему — ЦУМу, здесь свидания назначаются, здесь карманники центровые делят нажитое, солидные золотишники забегают. Как всегда, народу полно. А вот и Гиви рукой машет.
На столе в металлических вазочках мороженое, нагревалась бутылка шампанского.
— Давай за дело выпьем, дорогой! — Гиви наполнил бокалы до краев. — До дна, дорогой.
Они выпили. Веселые холодные пузырьки ударили в нос.
— Где лаве, дорогой?
Ястреб достал из кармана пиджака пакет с деньгами, положил на стол.
— Где товар, Гиви?
— Кейс под столом. — Гиви схватил пакет, улыбнулся и стремительно исчез.
Ястреб взял кейс, встал и пошел к выходу.
— Гражданин! Гражданин! — Его догнала официантка. — Вы куда?
— Домой, дорогая.
— А платить кто будет? Целых шесть двадцать.
— А разве мой друг не рассчитался?
— Нет.
— Тогда разрешите! — Ястреб протянул ей десятку. — Все, все. Это вам за бдительность.
Засмеялся и пошел к такси, выстроившимся вдоль тротуара. Официантка смотрела ему вслед и думала, что зря она так базарила. Клиент солидный, вон часы на руке какие. Наверняка японские. Да и мужчина хоть куда, хоть и в годах.
Ястреб удивился, что Гиви не заплатил за стол жалкие копейки. Беспокойство охватило его. Он доехал до дома, вошел в квартиру и открыл кейс. В нем лежала коробка из-под туфель, а в ней черепки разбитой тарелки и моток проволоки.
И почему-то ничего с Ястребом не случилось. Не заколотилось бешено сердце, руки не затряслись. Ястреб поставил коробку на пол, распечатал блок «Кента», закурил сигарету. Взял осколок фаянсовой тарелки, на которой сохранились остатки рисунка, повертел и осторожно положил обратно.
Предполагал это Ястреб. Чувствовал подсознательно. Он никогда до конца не верил зверькам с Кавказа. Знал, что нет у них ни слова, ни чести. Такие вот дела. Поэтому и велел всем своим бойцам пасти Гиви. Но ничего, ты у меня попрыгаешь, падло кутаисское. Мы тебе быстро яйца отрежем и бильярдный шар вместо них пришьем.
Шорину он звонить не стал. Тем более что ключи от квартиры старухи Манташевой в кейсе лежали. Правда, не исключено, что Гиви сделал дубликат и обязательно пойдет на дело, чтобы взять камушки. Но сделает он это не сегодня.
Ястреб позвонил Борьке Пахомову, бывшему олимпийскому чемпиону по боксу, теперь он был старшим его бомбардиров, и велел приехать к нему.
Потом связался по секретному телефону с Витей Гусем.
— Витя, — сказал Ястреб, — ты меня узнаешь?
— Конечно. Здравствуй, дружище.
— Гиви не появлялся?
— У меня — нет. Но со мной говорил Боря Кулик. Гиви готов отдать ему деньги.
— Значит, приедет к тебе?
— Обещал в семь вечера. А что случилось?
— Он через меня кинул больших людей на пятьдесят кусков.
Гусь присвистнул в трубку:
— Ты за него мазу держал?
— Вроде того.
— Что надо?
— Гусь, ты знаешь, я зря пургу не гоню. Но люди эти не блатные. Люди эти — власть. Они знают, что он у тебя катает. Так что, если дело добром не порешим, они твой катран накроют, а тебе билет выпишут в солнечный Коми. Понял?
— Понял, — мрачно ответил Гусь. — Что делать надо?
— К тебе сейчас мои ребятки подгонят. Так ты их в угловой комнате посади, вроде они там катать собрались.
— Все сделаю, Ястреб, спасибо тебе.
— Я скоро подъеду.
Четверых Ястреб послал к Гусю. Двоим приказал следить за квартирой Джумбера в Малом Каретном.
О Джумбере Ястреб тоже навел справки. Он был эстрадным певцом, лет восемь назад даже популярностью пользовался. В кино несколько раз снимался, в комедиях. Играл разных кавказских придурков. На самом деле он был крутым мошенником, обирал в основном своих земляков. В доме Джумбера крутились самые разные, падкие на халяву люди. Милицейские генералы, цековские инструкторы и завотделами, большие прокурорские начальники. Им было лестно посидеть за одним столом с популярным артистом, песни которого распевала вся страна. Вот за такие-то столы и попадали жители солнечной Грузии, приехавшие к Джумберу с просьбой. Они видели, какие люди делят с ним хлеб-соль, поэтому авторитет артиста был в Грузии незыблем. Для особо солидных клиентов на застолье приглашалась Галина Брежнева. На стенах квартиры висели фотографии хозяина с самим Леонидом Ильичом, со Щелоковым, с генпрокурором Руденко.
Бизнес Джумбера был прост, как грабли. Он брал деньги за смягчение приговора. Такса была стандартной — тридцать тысяч. Получал он деньги с десятерых, а иногда и с пятнадцати просителей. В семи случаях из десяти Верховный суд смягчал приговор. Даже расстрельную статью в трех из пяти кассаций. Тем, чье дело оставалось без изменений, Джумбер честно возвращал деньги. Зато остальные спокойно клал в карман и жил безбедно.
Вот таким человеком был корешман Гиви Джумбер Саришвили.