Владимировна. Какими судьбами? – демонстративно не глядя на все еще пребывающую в ступоре Майю, улыбаюсь будущей свекрови.

– А ты сама как думаешь? – скорбным тоном спрашивает Кравцова. Годы ее пощадили, про себя замечаю я. Красивая моложавая женщина с безупречной фигурой и прекрасным вкусом, но такая же несчастная в браке, как и без пяти минут бывшая сноха. Ее мне действительно жаль. Она пережила ужасную потерю, и только поэтому я постараюсь удержаться в культурных рамках.

– У меня есть пара вариантов, но хотелось бы услышать ваш, – вежливо отвечаю я. Очухавшаяся Майя пренебрежительно фыркает и, щелкнув зажигалкой, прикуривает длинную сигарету.

– Здесь нельзя, – резко бросаю я. Недовольно поморщившись, она демонстративно делает глубокую затяжку и нехотя тушит сигарету.

– Давай присядем, милая, – обняв меня за плечи, деликатно предлагает Ирина Владимировна.

Я согласно киваю, опускаясь вместе с ней на лавку. Майя остается стоять напротив нас. На лице неприкрытая неприязнь, спина прямая, пальцы нервно теребят ремешок брендовой сумки.

– Майя, погуляй пять минут. Я хочу поговорить с Олесей наедине.

На манерном стервозном лице проскакивает возмущение, которое она быстро прячет за скромной улыбкой и послушным взглядом. Дождавшись, когда фальшивая кукла в стильном брючном костюме и на высоченных лабутенах свалит из зоны слышимости, я первая начинаю непростой для нас обеих разговор:

– Саше не понравится, что вы сюда приходили.

– Я могу рассчитывать на то, что ты ему не скажешь? – прямо задает вопрос Ирина Владимировна. Теплота мгновенно испаряется из светлых глаз, сменяясь жёстким требовательным выражением. Вау, а у Сашиной мамочки, оказывается, есть и зубы, и когти, и характер, и, возможно, даже ведьмина метла где-то неподалёку припрятана. Кто бы мог подумать?

– Не можете, – отрицательно качаю головой, невозмутимо встречая холодный сканирующий взгляд.

– Почему? – слегка опешив, с неудовольствием уточняет Ирина.

– Мы договорились, что больше ничего не будем друг от друга скрывать.

– Тебе стоило подумать об этом в самом начале ваших отношений, – с укором отзывается женщина. – Но ты предпочла прятаться и его убедила скрывать вашу связь, как какой-то позорный секрет.

– У меня были свои на то причины, – нейтральным тоном поясняю я.

– Не сомневаюсь, но это не отменяет того, что ты лгала нам всем, включая своих родителей и Александра.

– Я раскаялась и осознала ошибку, – киваю со всей искренностью, на которую способна.

– Не думаю, что это так, – приторно улыбнувшись, вздыхает Кравцова. – Олеся, пойми меня правильно, я мать и не могу не переживать о будущем своего сына…

– Я вас прекрасно понимаю, – перебив, заверяю будущую свекровь. Чувствую, что мы с ней не поладим. – Поверьте, меня будущее вашего сына волнует не меньше. Я очень хочу, чтобы он был счастлив.

– Тогда ты догадываешься, зачем я пришла, – удовлетворенно подытоживает Ирина. – Саша – успешный перспективный хирург, его ждет головокружительная карьера.

– В которую ни вы, ни ваш муж не верили, – вставляю свои пять копеек.

– Да, у нас были недопонимания, но наши внутрисемейные дела тебя не касаются, – в ее голосе прорезаются раздраженные нотки.

– Почему же? Очень даже касаются, – бесстрастно парирую я. – Саша сделал мне предложение, и я его с радостью приняла. Вас он, видимо, тоже известил, раз вы лично приехали меня благословить, – позволяю себе немного иронии.

– Ну, во-первых, ты спешишь, детка, – снисходительно начинает Ирина Владимировна. – Он женат, и надеюсь, что это так и останется. Во-вторых, я только что разговаривала с твоей мамой по телефону, и она со мной полностью солидарна в данном вопросе. Саша и ты не можете быть вместе.

– Можем и будем, – проглотив горечь, твердо заверяю я. Плохо, что мама узнала обо всем не от меня. Плохо и обидно, что она, не зная ситуации, встала на вражескую сторону, но я не сомневаюсь, что смогу ее убедить сменить точку зрения. – Мы с Сашей взрослые, самостоятельные люди, не нуждающиеся ни в чьем одобрении и советах. Никто не может решать за нас, Ирина Владимировна. Со всем уважением к вам, хочу сказать, что вы зря тратите время. Мы оба врачи и отдаем полный отчет вероятным сложностям, с которыми придется столкнуться, но покажите мне хоть одну семью, в которой нет проблем?

– Милая, если бы я была уверена, что мой сын действительно отдает отчет своим действиям, то не пришла бы сюда и не стала оспаривать его решение, – смягчившись, произносит Ирина. – И он по-настоящему верит в то, что любит тебя, но я знаю, что стоит за его благородным порывом связать жизнь со смертельно больной девушкой.

– Я не собираюсь умирать, как бы вам этого ни хотелось, – выразительно закатив глаза, снисходительно ухмыляюсь я.

– Типун тебе на язык, Леся. Я сто лет знаю вашу семью. Неужели ты думаешь, что я желаю тебе… – прижав руку к груди, она прерывается, чтобы сделать глубокий вдох. – Я всей душой желаю тебе прожить долгую и счастливую жизнь…, но не с моим сыном.

– Почему? – задаю совершенно простой вопрос, который почему-то ставит Ирину Владимировну в тупик. Она несколько мгновений изучающе смотрит мне в глаза, подыскивая правильные, на ее взгляд, слова.

– Я могу говорить прямо? – уточняет с толикой вины в голосе.

– Конечно, – киваю я.

– Ему нужна другая женщина, и дело даже не в твоей болезни, – судя по интонации, она не кривит душой. – Олеся, ты не сможешь дать моему сыну ни заботы, ни домашнего уюта, ни тепла, в которых он нуждается, возвращаясь с тяжелейшей работы. Вместо того, чтобы развивать свои способности и двигаться по карьерной лестнице, он будет вынужден заботиться о тебе, присматриваться, выискивать неблагоприятные симптомы, жить в постоянном страхе, что у его жены в любой момент может начаться регресс, – без анестезии режет по живому Ирина Владимировна. Предельно прямо, надо заметить, и я бы даже сказала безжалостно. – Ты правда хочешь, чтобы один из лучших хирургов страны, чьи руки могут спасти сотни и даже тысячи жизней, стал твоей личной сиделкой? А рано или поздно это произойдет. Ты готова поставить свой эгоизм выше других человеческих жизней?

– А вы? – глядя ей в глаза, спокойно спрашиваю я. – Разве вы делаете не тоже самое?

– Как ты можешь так говорить? – побледнев, возмущается женщина. – Я люблю своего сына…

– Я тоже, – снова бесцеремонно обрываю, не дав закончить мысль. – Три года назад я не осознавала насколько сильно. Мне казалось, что отпустить его – это самое верное решение. Но мной двигала не любовь, а эгоизм, как и вами сейчас. Я думала не о нем, а о себе и о том, каково будет мне, если он отвернется, найдет другую, здоровую и красивую, способную родить ему детей, или, что еще хуже, останется со мной из жалости.

– Ты думаешь, что сейчас им движет что-то другое? Любовь? Если бы это была любовь, он бы не женился на Майе спустя два месяца после вашего разрыва, – поражает она меня своей осведомленностью.

– О, я смотрю вам сообщили все грязные подробности, – иронично ухмыляюсь я. – Тогда вы должны знать, что именно заставило Сашу жениться.

– То же самое, что в свое время заставило жениться его отца, – выдает Ирина Владимировна, нехило меня удивив. Она, оказывается, полна сюрпризов. – Мне только исполнилось шестнадцать, когда я забеременела, – с окаменевшим лицом продолжает женщина. – Сережа старше на семь лет, студент-выпускник с блестящими перспективами. Мой отец был ректором университета и мог с лёгкостью оставить его без диплома или даже подать на него в суд, так как встречаться мы начали задолго до возраста согласия. Сережа это понимал и принял единственное верное решение. Да, наш брак основывался не на любви, но в итоге мы прожили вместе без малого сорок лет.

– Ваша история имеет некоторые отличия, – помолчав и осмыслив услышанное, сдержанно говорю я. – Но все равно является показательным примером.

– Что ты хочешь сказать? – прищурившись, натянуто уточняет Ирина.

– Вы сами знаете, – спокойно отражаю я. – Желаете сыну такой же счастливой семейной жизни, как у вас?

– Глупая маленькая дурочка, – беззлобно качает головой Кравцова, в глазах появляется влажный блеск. – Мужчина всегда возвращается туда, где