– Ну а второй? – спросил Паоло, поднося к лицу прядь ее волос. Пахло мускусом и розою. Тяжелый аромат, как нельзя лучше подходивший Лукреции.

– Второй был неплох, – болезненно оскалилась женщина. – Наверное, неплох. Но только… как же я ненавижу вас! – взвизгнула она. – Ненавижу всех! Тупые, похотливые звери!

Из глаз ее брызнули злые слезы.

– Я не домогался тебя. – Граф пожал плечами. – Откуда ненависть ко мне?

– Это еще хуже! – прорыдала Лукреция. – Я не знала, чего от тебя ждать! Гадала, что ты задумал…

– А еще чувствовала себя оскорбленной и отвергнутой? – предположил Паоло. – Ведь я поставил под сомнение твою женскую привлекательность…

Красавица отвела глаза.

– Значит, я прав, – подытожил Паоло. – Но зачем же ты вышла замуж? Ведь никто не заставлял, у тебя нет опекунов.

Лукреция молчала. Слезы высохли, лицо приняло упрямое выражение.

– Золото… – усмехнулся граф. – Оно нужно всем и всегда. Хотя ты ведь и так богата. Зачем тебе еще одно неправедно добытое наследство?

Лицо женщины смягчилось:

– Это для моего мальчика, для Итало… он не должен нуждаться ни в чем. Я хотела, чтобы он стал одним из богатейших людей Флоренции. Пощади! – вдруг вскрикнула она и упала на колени. – Пощади моего сына! Сжалься! Накажи меня, убей, но не трогай ребенка, умоляю…

«Ненависть ко всему миру и слепая, эгоистичная материнская любовь, которая может быть хуже всякой ненависти, – подумал Паоло. – Великолепное сочетание грехов». Вслух же проговорил:

– Встань. Я не стану наказывать ни тебя, ни твоего сына. Напротив, я хочу предложить вам обоим огромное богатство, вечную молодость и бессмертие…

Они проговорили почти всю ночь. А под утро Паоло вышел из опочивальни и запер за собою дверь.

– Охрану и нескольких молодых пажей в комнату, – распорядился он, призвав Луиджи. – Скоро графиня проголодается…

Спустя сутки в обеденную залу вошла обращенная графиня делла Торре. Она ничуть не изменилась, разве что со смуглого лица исчез румянец, да в глазах то и дело вспыхивали крохотные красноватые искорки.

– Дорогая, – Паоло оглядел ее, не скрывая искреннего восхищения, – ты прекрасна.

Лукреция царственно кивнула:

– Благодарю тебя…

– Матушка! – Маленький Итало вырвался из рук няни, подбежал к графине, обнял ее. – Где ты была, матушка? Я так соскучился…

Лукреция небрежно потрепала его по курчавым волосам, улыбнулась. Но во взгляде, обращенном на сына, не было и тени любви.

Девятый закон детей ночи: в искаженной душе не остается чувств, дарованных Богом.

Со стороны жизнь графа делла Торре ничем не отличалась от жизни других знатных флорентийцев. Теперь он выезжал на люди вместе с молодой женою. Паоло часто ловил на себе любопытные взгляды. Окружающие искали в нем признаки болезни, гадали, сколько еще протянет безумец, рискнувший жениться на «золотой вдове». Но не находя никаких перемен, аристократы успокоились. Со стороны делла Торре выглядели влюбленной парой. Возможно, отчасти это было верно. Пусть они не умели любить, но граф не уставал любоваться красотою жены. Красота во всех ее проявлениях была единственным, что трогало его холодное сердце. Она была его «зацепкой» за жизнь. Именно поэтому Паоло заказывал картины и покупал древние статуи. И именно поэтому окружал себя красивыми стриксами, коллекционируя их, словно предметы искусства. И именно поэтому ему хотелось, чтобы к семье делла Торре присоединились талантливые мастера, создающие бессмертные шедевры. Лукреция же наслаждалась первыми днями полной свободы, предвкушая бесконечную жизнь. Ей нетрудно было прикинуться влюбленной.

Так, в тишине и согласии, молодожены прожили два месяца. Один раз выезжали на большую охоту, в остальное время пили кровь рабов и адептов. Паоло далеко не всех избранных обращал в стриксов сразу же. Чаще всего он поселял будущих детей гиены в своем замке, назначая им срок испытания. «Вы должны заслужить бессмертие, доказать свою преданность клану», – говорил он в таких случаях. Адепты охотно отдавали господину свою кровь.

Итало продолжал жить в доме стриксов. Поначалу Паоло собирался выпить его, но потом решил вырастить и обратить. «У мальчика хорошие данные, – размышлял он. – Жестокий отец и мать-убийца. Надо только правильно воспитать его, развить нужные черты характера». К тому же Итало был умен, красив и способен к наукам.

Мальчик, привыкший к обожанию и ласке, не мог понять, почему мать отдалилась от него. Не осознавая причины такой перемены, он винил себя. «Наверное, я плохой сын, раз матушка больше не любит меня, – думал Итало. – Наверное, я совершил дурной поступок, и теперь матушка сердится». Он пробовал заговорить с Лукрецией, как умел, старался подольститься к ней. Но эти неловкие попытки заканчивались неудачей: женщина, еще недавно боготворившая ребенка, готовая ради него на все, теперь лишь изредка гладила его по волосам. При этом лицо ее оставалось равнодушным, а в глазах зажигались хищные огни, пугавшие ребенка. Страдая из-за ее холодности, Итало сделался непослушен и угрюм. Он мог часами сидеть в углу, глядя в одну точку и заливаясь беспричинными слезами. Или вдруг, наоборот, становился неестественно весел, бегал по замку и зло дразнил слуг. Вслед за душевным здоровьем пошатнулось и физическое: Итало занемог и свалился с лихорадкой.

– Что будем делать, дорогая? – спросил Паоло, когда ему доложили о болезни ребенка.

Лукреция пожала плечами:

– Мне все равно. Если нельзя его выпить, пусть умрет. Тогда он не будет докучать мне своими глупыми ласками.

Но граф задумал новый эксперимент. Ему давно уже хотелось обратить ребенка. Во время крестового похода детей он искал подходящий объект для опытов. Но все юные рыцари были фанатично преданы Богу, и попытки Паоло потерпели фиаско.

Граф прошел в детскую, где на широкой кровати под пышным балдахином метался в горячке Итало. Сидевший рядом с ним Руджеро вопросительно взглянул на господина. Не зная, как Паоло распорядится жизнью ребенка, чернокнижник еще не приступал к лечению.

– Сбей жар, – приказал граф.

Деловито кивнув, колдун поднес к растрескавшимся губам мальчика чашу с травяным настоем. Спустя некоторое время горячка, сжиравшая Итало, отступила, и ребенок открыл глаза. Паоло сделал знак многочисленным нянькам, и те покорно вышли из комнаты.

– Как ты себя чувствуешь, мальчик мой? – заботливо спросил граф.

Итало обвел взглядом комнату, и губы его задрожали.

– Где матушка? – спросил он, из последних сил сдерживая слезы.

Паоло молча смотрел на испуганное личико, раздумывая, что сказать ребенку, как заставить его пожелать обращения. Взрослые люди боятся смерти, дети еще не умеют осознавать кратковременность бытия. Взрослые обуреваемы страстями, дети не знают, что это такое. Взрослые тяготеют к греху, дети безгрешны по природе своей. Так что можно посулить ребенку, еще не умеющему просчитывать выгоды, чем соблазнить его, чтобы он искренне захотел исказить свою душу? Только обмануть…