– Какое задание? – стараясь казаться равнодушным, выдавил Божедар. – Опять охотиться на легатов Римской церкви?

– Ну, мы теперь с ними союзники, ничто так не объединяет, как общий враг. Как, разве я не сказал при отплытии из Золотого Рога, зачем ты здесь? – деланно удивился Устойчивый. И, глядя прямо в очи Божедара, молвил: – Ты должен отправить в Аид князя россов… Нам известно, что он вчера вернулся в Киев, а скоро опять уедет, так что времени мало.

Холод уже не просто разлился по телу воина, а ледяной коркой начал сковывать разум, и Божедар неимоверным усилием воли старался не проявить внешне того, что творилось внутри. Дивоока, свадьба, семья, мирная жизнь, к которой он ещё толком и не привык, – всё вмиг исчезло, как сон поутру. Он опешил от поставленной задачи, – предполагал всякое, но что его, трапезита, будут использовать не как изведывателя, а как обычного убийцу, хотя, конечно, не совсем обычного… С великим трудом он разомкнул непослушные уста и молвил одно лишь слово:

– Когда?

– Подробности завтра утром, придёшь сюда же, – донёсся как бы издалека ответ Устойчивого. Потом надолго установилась тишина, только воробьи затеяли шумную возню в кустах шиповника. Тон полнотелого сменился, он заговорил мечтательно. – Я завидую тебе, брат мой, ох, как завидую! Ведь ты после выполнения сего дела такой куш огребёшь, что сможешь запросто купить хороший дом с садом где-нибудь в Херсонесе или на одном из бесчисленных островов Эгейского моря. Заберёшь свою язычницу, окрестишь её, и будете вы жить, как голубки… Эх, только представь себе, Дорасеос, – полнотелый незаметно перешёл на греческий, – виннопенная волна набегает на жёлтый песок, на котором возятся твои дети, а ты в тени виноградной беседки сидишь со своей Артемидой и раздаёшь рабам указания по хозяйству, ни тебе чужих личин, ни постоянной опасности… Ради этого можно кого угодно отправить в Аид.

Божедар встал, не глядя на Устойчивого, и снова молвил кратко:

– Тогда до завтра, – и направился к выходу со двора.

– Погоди, брат Божедар, – остановил его полнотелый, тон его речи сразу изменился, перейдя из мечтательного в несколько зловещий. – Я знаю, ты настоящий воин и не боишься смерти, но хочу, чтобы знал: если что-то пойдёт не так, то за оплошность заплатишь не только ты сам, но и твоя Дивоока, её девятилетний брат, шестилетняя сестра… возможно, и их отец с матерью… – медленно, словно смакуя каждое имя, перечислял полнотелый. – Да, говорят, твоя жена ждёт ребёнка?..

– Вы всё-таки проследили за мной, как же я этого не заметил? – проговорил атлет, прервав красноречие полнотелого.

– Брат мой, ты опытный трапезит, поэтому никто за тобой не следил. Дивооку и её семью мои люди взяли под наблюдение ещё с тех пор, когда они тебя лечили. Я знал, что ты к ней вернёшься. Так что помни об этом, брат Божедар, и пусть Христос укрепит твой дух. Прости, но в этот раз слишком большие ставки в игре, потому неожиданности исключаются. Переночевать сегодня рекомендую у горшечника, а к жене твоей мы гонца пошлём, мол, на службе, просил не беспокоиться, а то жёны, они сердцем чуют.

Более ничего не говоря и не оборачиваясь, атлет твёрдым шагом вышел со двора, боковым взором отметив, как Мутный и ещё один из их бывших учеников прохаживаются вдоль переулка. Воин завернул за угол, дошёл до того места, где овраг близко подходил к заброшенному переулку и, постояв несколько мгновений в раздумье, направился к жилищу горшечника.

* * *

Рано утром Божедар уже сидел во дворе заброшенного дома. Устойчивый появился почти сразу в сопровождении их бывшего ученика Мухи, – маленького вёрткого трапезита, который, очевидно, прибыл в Киев вместе с полнотелым. Они вошли в дом, свежесмазанная дверь не скрипнула. Часть крыши отсутствовала, и в домишке было не так темно, как ожидалось.

– Ты сейчас идёшь на свою службу, мы все будем находиться поблизости, можем через конюшни и прочие хозяйственные постройки проникнуть в терем, там меньше охраны, а самые опытные в тереме, у ворот, и во дворе, так? – деловито начал Устойчивый.

– Верно, – кивнул Божедар, – но кроме хозяйственного двора мне понадобятся несколько человек в переулке, куда выходит галерея второго яруса. Сюда же выходят покои князя, но я туда пока не вхож, поэтому мне нужна ваша помощь, и обязательно люди в переулке. Они должны по моему сигналу устроить хорошую свару с криками, дракой и опрокинутым возом. Охоронцы во дворе отвлекутся. Вторая часть наших, пользуясь суматохой, просочится в хозяйственный двор, уберёт охорону первого яруса и поднимется по лестнице на второй, там тоже есть охоронец. В это время я смогу влезть на галерею и по ней проникнуть в княжеские покои. Когда сделаем дело, уходить будем опять через хозяйственный двор, я прослежу, чтобы кони там были наготове. Сколько человек сейчас здесь с тобой? – сосредоточенно размышляя, спросил «охоронец».

– Трое на улице, как положено, следят за подходами, – ответил полнотелый.

– Зови, времени у меня мало, а никто из вас не знает расположения внутренних помещений терема, – всё тем же ровным тоном проговорил Божедар.

Устойчивый на мгновение задумался, вспоминая, что вчера Божедар никуда от горшечника не отлучался и к нему никто не приходил, значит, передать никому ничего не мог, а помощь, действительно, ему не помешает.

– Муха, позови остальных, – кивнул молодому трапезиту полнотелый, с удовлетворением отмечая, что вчерашнее упоминание о Дивооке и её родственниках сыграли своё отрезвляющее действо: его напарник снова собран и сосредоточен. «Всё-таки нельзя трапезиту любить, иначе он уязвим, как краб без панциря».

Беззвучно отворилась дверь, вошли ещё трое.

– Там всё спокойно, – ответил негромко Муха на вопросительный взгляд Устойчивого.

– Вот, держи, – полнотелый протянул атлету небольшой, красиво изукрашенный кинжал в дорогих ножнах.

– Зачем, у меня достаточно оружия, – молвил княжеский охоронец.

– Такого нет, его лезвие отравлено, достаточно сделать царапину, и человек уходит в Навь, так что будь осторожен, – предупредил полнотелый.

– А где Мутный? – спросил атлет.

– Он следит за княжеским теремом, – ответил Устойчивый, – говори.

– Ну, за сей кинжал благодарствую, как россы рекут, «дорога ложка к обеду». А помощь нужна такая. Вот, смотрите, – Божедар подошёл к побелённому боку полуразвалившейся печи и, не вынимая вручённого ему кинжала из ножен, стал чертить ими на ровной поверхности очертанья княжеского терема. Трапезиты приблизились, чтобы поглядеть. – Вот главный вход, у ворот дежурят трое охоронцев… Здесь, на втором ярусе, открытая галерея, отсюда ближе всего до переулка. Я выйду сюда, кто-то из вас, скажем, ты, Муха, – Божедар обернулся к молодому трапезиту, – и ещё кто-то, должны к обеду стоять здесь. Я выйду на галерею и сделаю вот так… – мгновенно сорванные с ядовитого клинка ножны полетели в лик Устойчивого, который стоял дальше всех от атлета, а сам клинок живой молнией прошёлся по горлу Мухи и в конце полёта вонзился в бок стоявшего рядом с ним крепкого трапезита. Поднырнув под него, княжеский охоронец вмиг согнулся и легко, как мешок зерна, бросил стонущего раненого на Устойчивого, который уже извлёк свой нож, но был сбит с ног брошенным на него телом. Божедар тут же схватился с двумя оставшимися трапезитами, работая двумя клинками, – отравленным и своим кинжалом, и вскоре уложил их одного за другим. Сражался он неимоверно быстро и легко, даже с каким-то подъёмом, словно в жилах его текла та божественная сурья, которой поил его отец Дивооки, или ярая сила, о которой рассказывал волхв перед свадьбой.