в вопросах промышленности, в особенности военно-промышленного комплекса, открытого для новых идей и наряду с этим взвешенного, практичного. Знал, что он руководствуется в своей деятельности здравым смыслом, интересами дела.

Сначала считал, что другой первый заместитель должен заниматься социальными проблемами. Кому возглавить этот наиважнейший участок работы?

Как будто услышав этот немой вопрос, в кабинет зашел секретарь и сказал, что на несколько минут просит его принять Г. А. Явлинский. Состоялся довольно подробный разговор. Из него явствовало, что руководимое им движение — «Яблоко» готово помогать правительству. Разговор был откровенный, так как мы давно знали друг друга и, как мне представляется, несмотря на некоторые коллизии, возникавшие время от времени из-за не всегда продуманных высказываний Явлинского, друг к другу неплохо относились.

Я предложил ему тоже стать первым заместителем председателя правительства и курировать все социальные проблемы. Явлинский отказался.

Подтвердилось, что он более уверенно чувствовал себя в оппозиции, не взваливая на свои плечи ответственность исполнительного органа.

В заместители к себе пригласил — ни в чем не разочаровался впоследствии — высоких профессионалов, тружеников, преданных делу и порядочных людей: Г. В. Кулика, В. И. Матвиенко («сорвал» ее с поста посла России в Греции, она решилась принять мое предложение только под давлением — сказалась наша многолетняя дружба), В. Б. Булгака, В. А. Густова.

В сентябре правительство было сформировано.

Однозначного мнения придерживался по поводу кандидата на пост председателя правления Центробанка (Банка России) В. В. Геращенко, или «Геракла», как его называют окружающие. Этот ключевой пост представлял особый интерес для тех в окружении президента, кто вел свою, далекую от интересов общества, игру. С учетом тяжелейшего экономического положения в стране, в немалой степени сложившегося в результате деятельности прежнего руководства Центробанка, особенно важно было предложить на пост председателя его правления кандидатуру не просто отличного банкира, но и надежного человека, не склонного к авантюрам, непродуманным шагам. Геращенко как никто другой отвечал этим требованиям.

В правительство вошли люди, принадлежавшие к различным политическим организациям: КПРФ (двое), Аграрной партии (двое), ЛДПР (один), «Яблоко» (один), «Регионы России» (один). Некоторые из новых министров симпатизировали различным партиям и движениям, но в них не входили. Можно ли было назвать такое правительство коалиционным? Думаю, нет. Прежде всего потому, что все вошедшие в него подчинялись единым правилам. Сразу договорились о неприемлемости для любого члена правительства выполнять какие-либо обязательства перед политическими структурами. Не скрываю — руководители многих фракций Государственной думы предлагали свои кандидатуры, но мы ни разу не ставили эти просьбы выше профессионального критерия.

Были попытки и со стороны администрации косвенно воздействовать на меня при выборе некоторых кандидатур. Например, очень уж хотелось дочери Ельцина Дьяченко видеть на посту министра здравоохранения своего протеже — не медика, да и к тому же, по многим отзывам, зависимого от определенных банковских структур. Дьяченко даже «вступила в переговоры» с моей женой — просила повлиять на меня. Жена ответила, что никогда не обсуждает со мной служебные вопросы и не пользуется в этом никаким на меня влиянием.

Руководителем аппарата правительства стал Ю. А. Зубаков. Руководителем своего секретариата назначил Р. В. Маркаряна. Никого больше с собой ни в правительство, ни в его аппарат не привел. Не могло быть и речи о каком-то местничестве — выдвижении, скажем, людей из Питера, москвичей, тбилисцев или екатеринбуржцев. Кстати, Зубаков родился и вырос в Забайкалье, а Маркарян — в Баку.

Сразу в виде очередной поставил перед ними задачу навести жесткий порядок прохождения документов в аппарате, подготовки всех заседаний, решений правительства, исключить утечку информации, что превратилось чуть ли не в повседневную практику.

Мы столкнулись с тем, что по коридорам Дома Правительства слонялись какие-то люди, попавшие туда по не известно кем, когда и с какой целью выписанным пропускам. Они беспрепятственно заходили во многие кабинеты, и в результате улетучивалась информация о готовящихся мерах правительства. Не меньший вред нанесло и то, что находившиеся лишь на первом этапе своей подготовки документы копировались «неизвестными лицами» и выдавались в некоторых газетах и журналах за уже принятые правительством постановления. На самом же деле часто в этих постановлениях не оставалось ничего из первоначальных проектов.

Ужесточение режима посещения посторонними лицами Белого дома ряд средств массовой информации тут же представил как нововведение «разведчика Примакова» и даже как противодействие столь желанной гласности. Это совершенно не соответствовало действительности. Более того, я решил каждую субботу собирать корреспондентов, аккредитованных при правительстве, и рассказывать им подробно о нашей текущей работе. Состоялось несколько таких многочасовых встреч. Они прекратились не по моей вине — отдельные представители СМИ, не «обремененные» журналистской этикой, начали публиковать те сведения, с которыми их знакомили «не для печати».

Вообще широко распространялись разговоры о моей, дескать, «неуживчивости» и даже конфронтационности в отношении журналистов. Якобы я не способен воспринимать никакой критики и «не держу удара». Даже появились побасенки, будто показывал Ельцину подборку расцвеченных разными фломастерами выдержек из статей, написанных против меня. Так, кстати, описывалось в его мемуарах. Это все досужие домыслы.

Конечно, мне бывают неприятны публикации, в которых приводятся ложные сведения или фальсифицируется сказанное мною. Но и только. Что касается сотрудничества с журналистами, то еще до того, как я пришел в правительство, никогда не отгораживался от них. Более того, периодически участвовал в агентстве ИТАР-ТАСС во встречах за обедом с руководителями средств массовой информации и откровенно отвечал на все вопросы. Такие встречи проводились даже после того, как один из сопровождавших меня сотрудников обнаружил, что мои ответы, как было обговорено, не предназначенные для печати, тайно записываются в соседней комнате на пленку.

Я сам был в течение пятнадцати лет профессиональным журналистом. Уважаю и высоко ценю самоотверженный, нелегкий журналистский труд, без которого не в состоянии существовать нормальное общество. И верю в то, что «проплаченные журналисты» в России станут исключением из правил.

Наследство от псевдолибералов

Задачи, стоящие перед правительством, были поистине тяжелейшими.

К середине 1998 года в России в полную силу развились процессы, которые толкали страну в пропасть. Резко сократился объем ВВП, произошел небывалый спад промышленного производства, перестала функционировать банковская система, в стране практически прекратились платежи — в результате даже некоторые железные дороги остановили перевозку грузов, появилась реальная угроза полного паралича всей национальной экономики. Росла безработица, накапливались долги по заработной плате бюджетников, денежному довольствию военнослужащих, пенсиям. Забастовки не только захлестывали страну, но принимали все более опасный характер — уже в мае забастовщики начали перекрывать важные железнодорожные и автомобильные магистрали, подвергая угрозе закрытия еще работающих предприятий. Когда я пришел в Белый дом, на его пороге сидели шахтеры, разбившие поблизости палаточный