– Не знал, что в этом месте можно отыскать подобное сокровище. – Он взял руку Тельмы осторожно, словно рука эта была из горного хрусталя вырезана. И к губам поднес.

И коснулся.

Тельма прислушалась к себе.

Ничего.

Пустота.

Ни звуков, ни запахов, ни обрывков образов, не считая странного желания сделать все ради этого вот мужчины, который стоял в шаге от нее, разглядывая Тельму с почти неподдельным восторгом.

Он был совершенен.

Тельма раньше и не представляла, что мужчина может быть столь совершенен.

Высок.

Гармонично сложен. И серый строгий костюм подчеркивает его красоту. Он сам по себе, безотносительно Гаррета, произведение искусства. И логично, что два таких произведения созданы друг для друга.

– Как вас занесло в места столь мрачные, милая фэйри? – он не спешил отпустить руку, уже не удерживая, лишь придерживая за кончики пальцев.

– Работаю я тут. – Тельма моргнула.

Да что с ней такое творится? Она же не дурочка, из тех, которые готовы вздыхать на прекрасную картинку! А Гаррет… лучше картинки, определенно, намного лучше.

И Тельма не отказала себе в извращенном удовольствии разглядеть его лицо.

Она помнила распрекрасно, но… все-таки десять лет прошло. И лицу этому стоило бы измениться, но нет, будто Гаррет хлебнул-таки водицы из источника вечной юности. Ни морщинок, ни предательских складок, за которыми бы угадывались будущие морщинки. Ни подвисающего подбородка, ни наметившихся брыл. Ничего.

Кожа сияла здоровьем.

Лучились восторгом – откуда только взялся он? – синие глаза.

Светлые волосы слегка растрепались, и Тельма поймала себя на мысли, что отчаянно хочет прикоснуться к этим волосам, убедиться, что на ощупь они столь же мягки, как и с виду.

– Я вас раньше здесь не видел…

Руку она все-таки убрала. Что ж, теперь понятно, почему матушка влюбилась. Сама Тельма, кажется, вот-вот пополнит армию поклонниц сенатора.

А оно ей надо?

– Раньше я здесь не работала…

– Логично. – Он улыбнулся, и от этой улыбки кровь прилила к щекам Тельмы.

Дура!

Как есть дура! Сейчас она проникнется пониманием, что этот человек, кругом столь совершенный, что от совершенства этого начинает мутить, просто-таки физически не способен на дурной поступок. И что матушку он не убивал, и Тельму не обокрал, и вовсе кругом, как ни глянь, кладезь достоинств.

– Если вы к Мэйнфорду, то он, кажется, у техников… подождите… – Тельма спрятала руки под мышки. Злилась она на себя. И еще на него, такого очаровательного, что сахарный леденец на палочке.

– Мне уже сказали… увы, бывает. Мы с братом редко видимся… хотел его пригласить на ланч, но он вернется не скоро…

Гаррет бросил взгляд на часы.

Браслет из белого золота, широкий, но не настолько, чтобы выглядеть громоздким. Массивный корпус, украшенный алмазами.

…ты меня балуешь, Элиза…

…ну что ты, дорогой. Я как только увидела их, сразу о тебе подумала. Переверни, там…

…Гаррету от Элизы на вечную любовь… как мило…

…мне не хотелось, чтобы ты забывал меня…

…разве я способен хотя бы на миг тебя забыть?

– Так что? – Этот вопрос вернул Тельму в мир яви, а заодно уж разбил остатки иллюзий.

– Извините, я… немного задумалась.

– Вы составите мне компанию?

– Компанию?

– За ланчем. – Он вовсе не сердился, повторяя это предложение. Верно, решил, что Тельма чересчур ошеломлена той великолепной перспективой, которая перед ней открывалась. – Я не люблю обедать в одиночестве…

– Сейчас? – уточнила Тельма.

Отказаться? Вряд ли ему когда-либо отказывали, и уж точно не девицы, вроде Тельмы. Нет, отказ вызовет подозрение, а согласившись, она получит шанс узнать старого врага получше.

Ему ведь что-то надо.

Не случайно он заглянул в чистую комнату. И обаяние свое расточает отнюдь не потому, что очаровали его сомнительные прелести Тельмы. Узнал? Нет, вряд ли. Скорее всего, он забыл о той девочке, как забыл и о самой Элизе…

– Сейчас, – подтвердил Гаррет. – У меня зарезервирован столик в «Солнце Энзарра». Это недалеко. И я обещаю, что доставлю вас обратно…

– Тогда хорошо.

«Солнце Энзарра» было из тех редких заведений, которые, не располагаясь в заветной черте Острова, все же сумели обзавестись славой элитных.

Второй округ.

Древний маяк из красного камня. И огромные глыбины, из которых он сложен, впечатляют сами по себе. Не говоря уже о паутине ржавых лестниц, эти глыбины опутавших.

В «Солнце Энзарра» не признают подъемников.

А цена блюд определяется уровнем, на который посетитель готов взойти. И конечно, Гаррет идет наверх, на открытую площадку, где поместилось всего-то три столика.

И Тельма поднимается следом.

Ступать страшновато.

Лестница выглядит столь древней, что, того и гляди, вовсе рассыплется в прах. И Тельма убеждает себя, что эта древность – лишь вид, часть антуража, который здесь берегут и поддерживают. Что на самом деле металл прочен, а паутина заклятий не даст случиться беде. Что «Солнце Энзарра» пережило десяток землетрясений, два наводнения и колдовской туман шестьдесят шестого, когда половина зданий Нью-Арка просто обрушилась… а наверху ветра нет.

Разве позволят посетителям, готовым выложить три десятка талеров за тарелку супа, испытывать этакое неудобство? Полог защитного купола был прозрачен, и следовало признать, что вид с башни открывался великолепнейший.

– Здесь довольно мило, – сказал Гаррет, отставляя массивный стул. – И обстановка, знаете ли, способствует…

Чему именно способствует местная обстановка, Тельма уточнять не стала.

Она присела, а сумочку свою – массивную и вызывающе дешевую, пристроила на спинку стула, чем вызвала брезгливую гримасу у официанта, который, верно, не привык ни к подобным сумочкам, ни к посетительницам, не способным позволить себе пристойный ридикюль. Впрочем, гримаса эта скорее ощущалась, чем была видима.

Местную прислугу хорошо дрессировали.

И меню Тельме протянули с почтительным поклоном.

– Мне как обычно… а даме…

– Я… – Тельма с трудом удерживала массивную папку. – Я не знаю… а что вы посоветуете?

Она надеялась, что выглядит в достаточной мере растерянной.

И очарованной.

Впрочем, «Солнцем Энзарра» легко было очароваться. Маяк возвышался над морем красно-бурых крыш, прорезанных тончайшей сетью улиц. И дымка, подернувшая что крыши, что улицы, гляделась этакою пеной.