Дочь земли помолчала, внимательно глядя на собеседницу. Потом пожала плечами.

— Да, приходил.

— А храпел ли он после секса, как бык?

Удивленная вопросом, Эриата захихикала.

— Так, что стены тряслись.

— Ну вот. А теперь мы можем быть друзьями?

— Думаю, что да. Ты особенная женщина, Мирия. Руатайну с тобой повезло.

Женщина не успела ответить, как они услышали пронзительный крик младенца. Обе бросились в спальню. Мирия распахнула дверь. Ворна мирно спала, а дитя, обернутое в мягкую красную ткань, дремало у нее в руках. Старуха исчезла.

Эриата сделала защитный знак от нечистой силы. Мирия подошла к окну и посмотрела на холмы. Повитухи нигде не было.

— Кто это был?

Эриата не ответила. Подойдя к кровати, она пощупала пульс Ворны. Сердце билось медленно, но ровно. Дочь земли откинула одеяло. На простыне не было крови, а на животе матери шрамов. Она осторожно прикрыла спящую женщину.

— Сиды, — тихо проговорила Эриата. — Ребенок появился на свет волшебным образом.

Мирия вздрогнула, потом подняла спящего ребенка, аккуратно отогнула краешек пеленки. Это был мальчик, очень хорошенький и здоровый. На нем тоже не оказалось крови. Пуповину словно и не перерезали — шрамов не было, только аккуратный розовый пупочек. Малыш проснулся и запищал. Мирия снова завернула его и прижала к себе.

Ворна проснулась и зевнула. Увидев ребенка, она улыбнулась.

— Как вы умудрились спасти нас обоих?

— Чудом, — ответила Эриата.

Мирия отдала дитя матери. Та расстегнула ночную рубашку и поднесла сына к округлившейся груди, и он с жадностью принялся за еду.

По Феролу сразу было видно, что он злой и эгоистичный человек. Такие люди считают, что зима наступает только для того, чтобы им стало холодно. Он ненавидел богатых за богатство, а бедных за бедность. На круглом лице всегда читалось недовольство, а огромный рот, казалось, природа специально создала, чтобы презрительно усмехаться. Ферол был вором, и даже хуже, но прощал себе преступления, рассуждая, что все стали бы такими, достань у них храбрости.

Этот большой, неуклюжий человек родился и вырос в северной части земель паннонов, на маленькой ферме, построенной на каменистой почве, постоянно разрушаемой ветрами и дождем. Отец был очень честным и работящим крестьянином. Ферол презирал таких. Старик заставлял его работать в любую погоду, и, откровенно говоря, сын боялся отца. Однажды, когда они рубили деревья, старик поскользнулся, и ему на ноги упало огромное бревно, перебив обе бедренные кости.

Ферол бросился к нему. Старик не мог шевельнуться, и лицо посерело от боли.

— Сними это, — простонал он.

В этот момент девятнадцатилетний парень понял, что такое свобода.

— Сам сними, — ответил он, развернулся и медленно пошел домой. Он обыскал дом в поисках спрятанного серебра, но нашел всего девять жалких монет. Положив их в карман, юноша сел на единственную отцовскую лошадь и поехал на юг. Потом Ферол очень жалел об этом. Посиди он там еще немного, увидел бы, как умирает старый ублюдок.

Он стоял, ссутулившись, возле переправы и смотрел на приближающихся всадников. На одном из них, молодом рыжебородом воине, была сверкающая кольчуга, другой, почти лысый старик, кутался в плащ. Они вели двух невообразимо высоких жеребцов и шесть обычных тяжелогруженых лошадей. Ферол глянул на прислонившегося к ограде кузена, Року.

— Готовься, — сказал он. Тот кивнул, повернулся к реке и помахал людям, ждавшим на другой стороне.

Всадники приблизились. Ферол шагнул им навстречу.

— Добро пожаловать. Вы издалека?

Воин ответил не сразу. Заслонившись рукой от солнца, он посмотрел на другой берег.

— Где Каласайн?

— В доме, — ответил Ферол. — Он приболел.

— Очень жаль.

— Да. Его сын, Сенекаль, попросил нас с друзьями помочь ему с паромом.

— Ты не риганте.

— Да, я из племени паннонов. — Он подал знак Роке, и тот открыл ворота переправы, опустил доску, чтобы легче было зайти на паром. — Загружайтесь. А в доме вас ждет еда.

Воин и его спутник спешились и провели лошадей на паром. Рока закрыл воротца, и они с Феролом принялись тянуть за веревку. Паром медленно поплыл.

— Так откуда вы держите путь? — спросил разбойник молодого человека, надеясь, что тот расслабится.

— С юга. А чем болен Каласайн?

— Спроси его сына. Он ждет на причале. — Ферол указал на низенького и толстого Сенекаля, который стоял на берегу с тремя другими мужчинами.

Паром причалил. Рока вышел вперед и опустил причальную доску, а Ферол отступил назад, жестом указывая Коннавару свести лошадей на берег.

— Только после тебя, паромщик.

Ферол разозлился, но послушался и вышел на землю. Воин последовал за ним, подав знак своему спутнику ждать.

— Что случилось с твоим отцом? — спросил он Сенекаля. Толстяк нерешительно помялся и бросил вопросительный взгляд на Ферола.

— Сказано же, заболел, — сказал тот. — А теперь сведи коней на берег и плати за переправу.

Воин не отставал.

— Я не знаю никого из вас, кроме Сенекаля, зато мне известно, что паром не может прокормить шестерых. Где Каласайн, я спрашиваю?

Рока молниеносно подошел к скамье, откинул старое одеяло, вытащил меч и кинул его Феролу. Остальные тоже обнажили клинки.

Ферол улыбнулся молодому воину.

— Каласайн умер. — Он уже ухмылялся, и очень неприятно. — А теперь, если ты, конечно, не считаешь, что вы со стариком можете победить нас, веди сюда лошадей.

Меч вылетел из ножен воина, и клинок ярко сверкнул на солнце. Он ответил, и голос прозвучал очень спокойно и холодно:

— В этом году я видел тысячи убитых кельтонов. И многих убил сам. Мне не хочется вновь проливать кровь братьев, но если вы настаиваете, придется вас всех отправить на тот свет.

У Ферола побежали по спине мурашки. Он был злой и жестокий, но никак не глупый. Юный боец стоял лицом к лицу с шестью вооруженными воинами, и на лице его не было ни тени страха, или он идиот, или действительно ловкий убийца. Ферол чувствовал, что скорее всего второе, и собирался отступить, но вперед выскочил Рока.

— Заносчивый ублюдок! Взять его!

Ферол неподвижно смотрел, как пятеро, выскочив вперед, начали падать под ударами сверкающего и неуловимого меча. Первым умер Рока, а за ним и другие. Ему пришлось отпрыгнуть в сторону, когда клинок описал серебряную дугу возле его горла. Сенекаль выронил кинжал и бросился к лесу за домом.