– Значит, вы не стремились выяснить отношения с бывшим мужем?

– Нет. Мы крупно поговорили накануне. Я сказала ему все, что хотела.

– Зачем же вы за ним пошли?

– Я… испугалась.

– Чего?

– Испугалась, что он догадался, кто мать Монти. Что он меня обойдет. Вариантов ведь было два. Ная и Люся. Обе богатые. Я пошла, чтобы его разубедить. Направить по ложному следу. Но он лежал там, с разбитой головой. И я… – Ада Станиславовна замялась.

– Вы обрадовались, – помог ей Алексей.

– Да! – с вызовом сказала Лопухина. – Обрадовалась! Обрадовалась, что все разрешилось само собой! Что вы так смотрите? Осуждаете меня, да? У вас ничего не получится! Я не брала у нее деньги! Не брала! У вас нет никаких доказательств! Я ни в чем не виновна!

– Вам повезло, – тихо сказал Алексей. – Не думаю, что госпожа Нечаева стала бы терпеть шантаж. Наина Львовна – сильная женщина. Это не в ее характере. Она предпочла сказать правду. Пусть даже ценой потери любимого человека.

– Любимого! – взвизгнула Лопухина. – Любимого! Что ж тогда она его мучила столько лет?! Да нет там никакой любви! И не было никогда! Она умная, расчетливая тварь!

– А вы разве не по расчету вышли замуж? – не удержался Алексей.

– Я… Я сделала ошибку! Мои родители меня заставили! Если бы вы только знали, сколько я вынесла от этого человека! Сколько вынесла! О! Как я несчастна!

И она зарыдала. Силы кончились. Эта женщина оплакивала свои несбывшиеся надежды. Мужчины поняли: у вдовы истерика, и это надолго. Алексей под локоток вывел ее в зал, где сидели гости Монти. Посадил на диван, кто-то протянул стакан воды. В это время Леонидова тронули за рукав:

– Простите…

Он оглянулся: Мария Казимировна Новинская:

– Можно мне с вами поговорить? – сказала просительно.

– Да, конечно.

Алексей открыл перед Новинской дверь кабинета, из которого несколько минут назад вышла ее рыдающая племянница:

– Прошу.

Следователь удивленно смотрел на вошедшую. Он ждал Нечаеву, а вовсе не Новинскую-старшую. Мария Казимировна присела на краешек стула, спина ее была прямая.

– Что вы хотели сказать? – спросил Алексей.

– Я… У вас могли возникнуть подозрения. Я, действительно, выходила в холл около полуночи. Точное время не помню. И я… Ненавидела его, – с трудом выговорила Мария Казимировна. – Мужа моей племянницы.

Алексей насторожился: еще одно неожиданное признание? Он представил в руке седовласой дамы обнаженного бронзового парня. Не может быть!

– Поймите, Ада мне, как дочь. Я видела, как плохо ей живется с этим негодяем, и сердце мое обливалось кровью. Я пыталась с ним поговорить, но… Надо было знать Лопухина! Он был наглый. До крайности наглый.

Теперь Новинская говорила возбужденно. Она заметно волновалась.

– Я знала о его материальных трудностях, – сказала она. – О том, что его могут уволить с работы.

– Он что, поддерживал с вами связь? – удивился Алексей.

– Видите ли… – Она замялась. – У меня есть кое-какие сбережения. Я всю жизнь работала, мне достались в наследство от матери кое-какие фамильные украшения. Я… я давала ему деньги. Еще когда они с Адой были женаты. Уговаривала, чтобы он был с нею поласковей. Чтобы делал ей подарки к праздникам, дарил цветы. Лопухин знал, что деньги у меня есть. Что касается его убийства… Накануне Вячеслав позвонил мне и поделился своими планами. О том, что собирается вновь сойтись с моей племянницей. Я готова была на все, лишь бы… Лишь бы этого не случилась. Готова была от него откупиться.

– Не лучше ли было дать денег ей? – тихо спросил Алексей. – Ада Станиславовна не девочка. Она что, не могла справиться со своим бывшим мужем?

– Ада… Она… Такая…

– Вы плохо знаете свою племянницу. Она давно уже не такая. Не такая беззащитная, я хотел сказать. Итак, Лопухин приехал в клуб, потому что увидел у своей бывшей жены приглашение. Он хотел отомстить Монти. И попутно хотел разжиться деньгами. Убить двух зайцев. Поэтому позвонил вам, так?

– Да. Я сказала, что поеду с Адой.

– До этого момента мне все более или менее понятно. – Алексей посмотрел на следователя. – Тот кивнул. – Не понятно только, зачем вы вышли в холл?

– К нему.

– Передать деньги?

– Да. У меня была при себе какая-то сумма. Но… Я хотела с ним поговорить. Воззвать к его совести, если хотите. Сердцем понимала, что это бесполезно. Но… Должно же быть в человеке хоть что-нибудь хорошее? – Мария Казимировна поочередно посмотрела на обоих мужчин. – Как вы считаете?

– Должно, – кивнул Алексей. – Но не в случае Лопухина. Как я понял, хорошего в нем не оказалось.

– Он за это и поплатился, – тихо сказала Мария Казимировна.

– Это вы его убили?

– Я? Нет. Хотя, возможно, я была к этому близка. Человек, который его убил, сделал доброе дело. Я ему признательна и буду свидетельствовать в его пользу.

– Вы знаете, кто это?

– Нет, – резко сказала Новинская.

– В холле вы кого-нибудь видели?

– Лопухина. Он был пьян. Я сказала, что хочу с ним поговорить.

– А он?

– Махнул рукой: сейчас, мол, приду. И, пошатываясь, пошел к туалетам. Я постояла немного. Подождала. Потом…

– Потом?

– Я увидела, как из соседнего зала вышел Петя Рябов. И поспешила вернуться. Мне не хотелось попадаться ему на глаза. Не хотелось, чтобы он знал, к каким хитростям я вынуждена прибегнуть, чтобы Лопухин оставил в покое Аду.

– Ну да! Рябов бы над вами посмеялся! У него были другие методы воздействия. Куда пошел Рябов? К туалетам?

– Не знаю. Я не видела.

– Вы уверены?

– Да, – твердо сказала Мария Казимировна. По ее сжатым губам Алексей понял, что больше ему ничего не узнать.

– Что ж. Думаю в суде ваши показания будут восприняты, как смягчающее обстоятельство. Похоже, юрисконсульт был редкостным мерзавцем. Так?

– Именно, – кивнула Мария Казимировна. – Все его ненавидели.

– Но кто-то ненавидел особо?

– Я думаю, настало время допросить Наину Львовну Нечаеву, – важно сказал следователь.

– Да, это так, – кивнул Алексей. – Я тоже думаю, что Нечаева созрела. Мария Казимировна, пока мы беседовали с вашей племянницей, что происходило в зале? Монти пытался поговорить со своей матерью?

– Нет. – Мария Казимировна замялась. – Мне показалось, между ними возникло отчуждение. Они стараются друг на друга не смотреть.

– А как вам этот молодой человек?

– Монти? Странное чувство. Он и плохой, и… хороший! Стриптиз в его исполнении меня, конечно, потряс. Я даже закрыла глаза. Но когда этот парень целует мне руку… Наваждение какое-то!