Принц Бифальт содрогнулся, он не видел выхода из расставленной ему ловушки. «Правда на моей стороне потому, что сила на моей стороне». Остались ли у принца в запасе комнаты, которые он не посещал? Стоил ли он еще чего-то? Насколько еще мог он унизиться? Принц не верил в это. Ему придется драться. Ели он погибнет, поиски его будут бесплодны. Если выживет, то вскоре узнает, сколько еще своих обещаний теурги собираются нарушить.

«Они больше не нарушат ни одного обещания», – промелькнула мрачная мысль. Они отошлют его с обеими книгами – Силана Эстервольта и Гексина Марроу. Они скорее принесут в жертву Амику, чем позволят войне продолжаться. Любой исход, который не означал бы конец сражениям, ослаблял бы западный рубеж.

И конечно же, они не признают себя виновными, что бы ни случилось. Уничтожение Амики – или Беллегера – будет на совести принца, не их. Он избрал этот путь, не они.

Эта мысль была столь же горькой, как и желание съежиться.

* * *

Затем принц начал гадать, когда его вызовут на бой. Он не был готов. Он чувствовал себя как выжатый лимон, словно он спорил с Сирджаном Марроу несколько дней. Зевая, он легко перекусил, выпил немного вина и лег спать. Заснул он очень быстро.

В его снах Слэк нескончаемо повторял: «Человек только тогда человек. Человек только тогда человек. Человек только тогда человек». Но принц не понимал, что хочет сказать ему бывший заклинатель.

В конце концов слова в его голове превратились в стук, который оказался на самом деле стуком в дверь. Выбравшись кое-как из постели, принц заковылял открывать вызывавшему его.

За дверью он обнаружил того монаха, который изучал его в повозке Сета Унгабуэя, безымянного монаха ордена Поклонения Многим. На подносе он принес солдатский завтрак – как раз то, что принц Бифальт и сам выбрал бы перед сражением.

Радуясь про себя тому, что у него будет время проснуться, пока он ест, принц жестом пригласил монаха к себе в комнату.

Монах молча вошел. Поставив поднос, он подобрал мантию и сел на ближайший стул. Там он и ждал, склонив голову, пока принц усаживался, наливал и пил из кувшина холодную горную воду и ел свой завтрак.

Постепенно принц Бифальт сбросил с себя как сонливость, так и впечатление, навеянное сном. Почувствовав себя бодрее, он просто спросил:

– Когда?

Монах соединил руки на коленях.

– Когда вы будете готовы. – И через мгновение он добавил, так же не поднимая глаз: – Магистр Марроу находит эту необходимость неприятной. Он хотел бы, чтобы все это побыстрее закончилось. Но я поручился за вас, принц. Вам не обязательно торопиться.

Королевский сын и не собирался торопиться. Он еще пожевал и отпил воды, и только тогда опять заговорил:

– Вы предложили «поручиться» за меня. Без сомнения, у меня есть причина быть благодарным вам, но я не знаю, что это значит.

Склоненная голова монаха не могла полностью скрыть его улыбки.

– Когда вы вышли из повозки господина Унгабуэя, – ответил он, – Тчуи рассказал вам, что у монахов ордена Поклонения Многим нет имен. Это истинная правда. Впрочем, временами даже нас необходимо как-то называть. Для удобства, как говорит Тчуи, вы можете называть меня Отцом. Служащие здесь монахи мои сыновья и дочери в ордене. Если вам хочется более конкретного титула, то пусть я буду Третьим Отцом.

Третьим Отцом? Принц Бифальт хотел было спросить, что это означает, но монах не прервал своей речи.

– Предлагая поручиться за вас, – пояснил он, – я сделал себя ответственным за ваши действия.

Принц нахмурился.

– Что же я могу сделать, чего так боятся эти заклинатели?

Третий Отец на какое-то мгновение встретился с принцем взглядом, затем снова опустил глаза.

– В свое время, – кротко произнес он, – они покровительствовали генералу Форгайлу. Теперь у них новые заботы.

Вы скоро выйдете на поединок чести. У вас есть и винтовка, и сабля. Предположим, вы поднимите свою винтовку и выстрелите, но не в своего противника, а в кого-нибудь из стоящих рядом. В генерала Форгайла? Магистра Раммиджа? Незнакомца? Будет ли это случайным выстрелом? Может, вы захотите отвлечь своего противника? Кто знает? Или, предположим, в суматохе сражения вы пораните кого-нибудь саблей. Конечно же, случайно.

В таких случаях вина за это будет на мне, не на вас. Я понесу ответственность за ваши действия. Я понесу наказание или возмездие вместо вас.

Ошеломленный, принц Бифальт огрызнулся:

– Проклятье! Такое невозможно терпеть! Мои действия – это мои действия. И ответственность за их последствия тоже нести мне. Да как вы?!

Он не мог найти слов, чтобы выразить свою обиду.

Монах кивнул.

– Мое предложение сдержит вас, – спокойно промолвил он. – Вам придется теперь подумать обо мне, а также и о своем гневе.

– Нет. – Принц презрительно хмыкнул, справившись с собой. – Оно развяжет мне руки. – Мысль была нелепа. – Теперь я могу убить кого захочу.

Принц мог бы сказать: «Если вы такого низкого мнения обо мне, вы так же слепы, как и архивариус».

Третий Отец пожал плечами.

– Может быть, так. А может, и нет. Я видел войну, которую вы ведете внутри себя. Мне достаточно того, что я сделал свою ставку.

Когда вы кинулись на генерала Форгайла, моей первой мыслью было, что вас нужно защищать от самого себя. Вы знаете слишком мало и осмеливаетесь на слишком многое. Но теперь… – Монах развел руками. – Ваши обстоятельства изменились. Вы сами изменились. Я взял вас на поруки, потому что надеялся, что вы сумеете договориться с самим собой. Я надеялся приблизить развязку вашей внутренней войны. А риск для меня не имеет значения.

– Вот именно – не имеет значения, – согласился принц Бифальт. – Ваши рассуждения – пустая болтовня. Ваше сдерживание не влияет на меня. Я выбрал свой путь. Магистры не подчинят меня. Их ложь и полуправда не подчинят меня. Мне были открыты и другие пути, но я не видел их или они оскорбляли меня. Конечно, я глуп. Но я не настолько глуп, чтобы сражаться бесчестно на глазах у зрителей, обладающих силой, что в состоянии разрушить Беллегер.

Монах снова кивнул – похоже, каким-то своим мыслям.

– В таком случае, возможно, есть что-нибудь еще, о чем вы хотели бы поговорить.

Такая перемена в разговоре смутила принца.

– Что-нибудь еще?

Третий Отец рассматривал пол.

– Вы столкнетесь со смертью, – осторожно произнес он. – Возможно, смерть коснется Беллегера. Возможно, нет. Вашей собственной смерти уже достаточно. В таких случаях некоторые раскрывают свои сердца. Они вспоминают свои грехи, то, о чем сожалеют, и просят прощения. Они ищут утешения. Или хотят выразить свои чувства тем, кто будет оплакивать их уход.