Том позвонил родителям Келли и всем близким друзьям на случай, если она осталась ночевать у кого-то из них. Он позвонил даже сестре Келли Марте, живущей в Шотландии. Но никто ее не видел и ничего о ней не слышал. Том не знал, кому еще звонить и что делать дальше.

Джессика поцеловала Леди в морду.

— Я люблю тебя, Леди. Мы тебя вылечим.

Собака не прореагировала.

Макс тоже присел на корточки и прижался лицом к груди овчарки.

— Мы все любим тебя, Леди. Ты должна встать, иначе пропустишь завтрак.

Том внезапно сообразил, что никто из них не завтракал. Было половина десятого.

— Когда мама вернется, она поможет Леди, — заявила Джессика.

— Конечно, — отозвался Том. — Должно быть, вы проголодались, ребята. Что вы хотите — французские тосты?

Келли всегда готовила детям французские тосты по воскресеньям.

— Ты их пережариваешь, — сказал Макс.

Поднявшись, он взял пульт и начал переключать каналы.

— Постараюсь не пережарить.

— А почему мама не может поджарить тосты?

— Обязательно поджарит. Я просто могу приготовить несколько штук, пока она не вернулась.

— Я не голоден, — сердито сказал Макс.

— Хотите хлопья?

— Ты их тоже пережариваешь, папа, — сказала Джессика, подражая брату.

— А мы не можем сегодня пойти на пляж? — спросил Макс. — Мама говорила, что пойдем, если будет хорошая погода. Вроде бы она хорошая, верно?

Том посмотрел в окно. Голубое небо обещало прекрасный летний день.

— Посмотрим.

Лицо Макса вытянулось.

— Она обещала!

— В самом деле?

— Да!

— Ну, мы спросим ее, когда она придет домой, что она хочет сегодня делать, ладно?

— Она, наверно, просто захочет выпить водки, — сказала Джессика, не поднимая взгляд.

Том не был уверен, что расслышал правильно.

— Что ты сказала, дорогая?

Девочка продолжала гладить собаку.

— Джессика, что ты сказала?

— Я видела, как она эта делала.

— Что делала?

— Я обещала не говорить.

Том нахмурился.

— Не говорить о чем?

— Ни о чем.

В дверь позвонили.

Макс выбежал в прихожую, возбужденно крича:

— Мама вернулась!

Джессика вскочила и побежала за братом. Том последовал за ними.

Макс открыл входную дверь и с мрачным удивлением уставился на высокого чернокожего мужчину в блестящем кожаном пиджаке и голубых брюках, стоящего на пороге. Джессика застыла, как вкопанная.

То́му не понравилось выражение лица детектива.

Гленн Брэнсон присел на корточки, чтобы оказаться на одном уровне с Джессикой.

— Привет, — поздоровался он.

Девочка метнулась в кухню. Макс не двигался с места, продолжая в упор глядеть на посетителя.

— Могу я поговорить с вами? — обратился Брэнсон к Тому.

— Да, конечно. — Том жестом пригласил его войти.

Брэнсон посмотрел на Макса.

— Как дела?

— Леди не просыпается, — пожаловался мальчик.

— Леди?

— Наша собака, — объяснил Том. — Думаю, она заболела.

— Понятно.

Макс никак не уходил.

— Почему бы тебе не взять хлопьев для себя и сестры? — предложил Том.

Макс нехотя повернулся и поплелся в кухню. Том закрыл входную дверь.

— У вас есть новости? — Он все еще был озадачен словами Джессики о водке. Что имела в виду дочь?

— Мы нашли «ауди»-универсал, в котором, как вы сказали, уехала ваша жена, — тихо заговорил Гленн Брэнсон. — Рано утром он сгорел на Дитчлинг-Бикон, вероятно подожженный какими-то вандалами. Мы проверили номера шасси — он зарегистрирован на ваше имя.

— Сгорел? — Том замер, открыв рот.

— Боюсь, что да.

— А моя жена? — Том задрожал всем телом.

— В машине никого не было. Такое постоянно случается на уик-энды. Автомобиль угоняют, чтобы прокатиться, а потом поджигают для забавы или чтобы избавиться от отпечатков пальцев.

Тому понадобилось несколько минут, чтобы осмыслить услышанное.

— Жена отвозила домой няню, — сказал он. — Каким образом машину могли угнать?

Детектив-сержант не ответил.

У Брайтона и Хоува столько разных лиц, думал Грейс, и столько разных людей. Казалось, будто некоторые города разделены на разные этнические общины, но здесь общины были скорее социальными.

Обеспеченные пожилые люди жили в особняках или просторных квартирах, летом играя в крикет на Каунти-Граунд, гоняя шары на лужайках Хоува, сидя в шезлонгах на набережной или на пляже, а зиму проводя в Испании или на Канарах. Старики же победнее мерзли всю зиму — а иногда и половину лета — в сырых муниципальных квартирах.

Состоятельный средний класс обитал в шикарных домах района Хоув-4 или на побережье. Те же, кто поскромнее — вроде Грейса, — жили в западной части вплоть до пригорода Саутуика, за торговым портом Шорэмская гавань и в других районах, тянущихся вплоть до Даунса.

Яркость и оживленность придавали Брайтону и Хоуву бросающееся в глаза сообщество геев, а также студенты из Суссекского и Брайтонского университетов и других колледжей, колонизировавшие целые районы. Даже преступники разделялись на более видимых — наркоторговцев, прячущихся в темных уголках при малейших признаках полицейской машины, — и куда менее заметных их боссов, живущих за высокими оградами в роскошных домах Дайк-роуд-авеню и примыкающих к ней улиц.

Муниципальные застройки обрамляли город — два самых крупных квартала, Маулскомб и Уайтхок, давно пользовались дурной репутацией, хотя, по мнению Грейса, не особенно заслуженной. Преступлений и насилия хватало во всем городе, поэтому многие утешались, тыча пальцем в эти кварталы, словно там обитали другие подвиды Homo sapiens, а не обычные, в основном вполне достойные люди, которым просто не хватало денег на более респектабельное жилье.

Существовали и деклассированные элементы. Несмотря на регулярные попытки убрать их с улиц, как только наступало тепло, бомжи и пьяницы появлялись на тротуарах, автобусных остановках и у магазинов. Это плохо отражалось на туризме, а еще хуже — на совести остальных жителей города.

С приходом весны и началом фестиваля в мае столики и стулья появлялись снаружи каждого кафе, бара и ресторана, после чего улицы сразу оживали. В эти дни, думал Грейс, иногда чувствуешь себя где-то на Средиземноморье. Но затем с Ла-Манша начинал дуть холодный юго-западный ветер, принося дождь, барабанящий по пустым столикам и окнам бутиков, где красовались манекены в купальных костюмах, словно смеясь над каждым, кто осмеливался притворяться, будто в Англии когда-нибудь бывает лето.