Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ради всего святого! Джудит, что с тобой произошло? – спрашивает она, придя в ужас от вида моей физиономии.
Не желая рассыпаться в подробностях, смотрю на Флина, который до сих пор не отпустил моей руки, и тихо произношу:
– Я бежала по снегу, поскользнулась и ударилась подбородком. Ты же знаешь мое везение!
– Оставь машину здесь, – поспешно говорит Марта. – Норберт потом ее заберет. Пойдем, я отвезу вас на своей.
Мне нужно закрыть глаза и забыть о боли. Примерно на полдороге начинает дождить, а когда мы добираемся до дома, уже идет ливень. Мы входим в дом – нас встречают с перепуганными лицами Симона и Норберт. Вернувшись из супермаркета и увидев кровь на полу, они вообразили самое страшное. Я успокаиваю их, и они облегченно вздыхают, увидев меня и Флина, хотя и поглядывают на меня с нескрываемым ужасом. Флин не отходит от меня ни на шаг. Такое впечатление, что его ко мне приклеили. Мне это нравится, но, с другой стороны, и злит. Все, что произошло, произошло по его вине.
У меня раскалывается голова. У меня жутко все болит, и я решаю пойти в постель. Выпиваю выписанные доктором таблетки, снимаю испачканную кровью одежду и ложусь спать. Марта сказала, что останется ночевать в комнате для гостей, на случай если мне что-нибудь понадобится. Ночью меня будит раскат грома. Мучаясь от боли, поворачиваюсь в кровати и провожу рукой по пустому месту, где обычно лежит Эрик. Мне так его не хватает. Я хочу, чтобы он вернулся. Закрываю глаза, расслабляюсь, и снова гремит гром. Я быстро открываю глаза. Флин!
Мне больно, но я встаю с постели и направляюсь к нему в комнату. Мне кажется, что у меня сейчас голова развалится на части. Войдя к нему, вижу, что у него включен ночник. Он не спит: сидит на кровати и трясется от страха. Его лицо искажено от ужаса. Я подхожу и спрашиваю:
– Можно я с тобой посплю?
Мальчик в шоке на меня смотрит. У меня наверняка сейчас волосы стоят торчком, как у сумасшедшей.
– Флин, – продолжаю настаивать, – я боюсь грома.
Он кивает, и я ложусь на кровать. Он кладет между нами подушку. Ну конечно, нужно же сохранять дистанцию! Я улыбаюсь.
Когда он наконец ложится, я шепчу:
– Закрой глаза и подумай о чем-нибудь хорошем. Вот увидишь, ты сразу заснешь, и гром не будет слышен совсем.
Некоторое время мы тихо лежим, а за окном продолжает буйствовать гроза. Снова раздается гром, и Флин подскакивает в кровати. И тогда я убираю лежащую между нами подушку, крепко сжимаю его за руку и притягиваю к себе. Он дрожит от страха, руки и ноги как ледяные. Когда я его притягиваю к себе, он даже не возражает. Наоборот, еще больше сжимается. Ласково и осторожно, чтобы не удариться подбородком, целую его в макушку.
– Закрой глаза, подумай о хорошем и спи. Вместе нам никакая гроза не страшна.
Минут через десять, измотанные и уставшие, мы засыпаем в обнимку. Я просыпаюсь от боли в подбородке. Ой, как больно! Флин стукнул меня, поворачиваясь в постели. Сажусь в кровати и трогаю подбородок. Я чертыхаюсь, ощупывая огромную повязку. Ливень с грозой закончились. Смотрю на настольные часы: пять часов двадцать семь минут.
Еще так рано!
Корчась от боли, я снова ложусь, как вдруг замечаю в стороне сидящего на стуле Эрика. Эрик! Он моментально встает и подходит ко мне. У него взволнованный взгляд и серьезное выражение лица. Он целует меня в лоб, берет на руки и выносит из комнаты.
Я настолько сонная, что не понимаю, сон это или явь, до тех пор, пока он не кладет меня на нашу постель со словами:
– Ни о чем не волнуйся, дорогая. Я вернулся, чтобы позаботиться о тебе.
Я удивленно хлопаю глазами и, получив сладкий поцелуй в губы, спрашиваю:
– Но что ты здесь делаешь? Разве ты не должен был вернуться завтра?
Он кивает и рассматривает повязку на моем лице.
– Я позвонил, чтобы поговорить с тобой, а Симона рассказала мне о случившемся. Я сразу же вернулся. Мне очень жаль, что меня здесь не было, малышка.
– Спокойно, со мной все в порядке, разве ты не видишь?
Эрик окидывает меня внимательным взглядом:
– Ты нормально себя чувствуешь?
Я пожимаю плечами:
– Да, нормально, просто немного болит. Не волнуйся.
– Что случилось?
Испытываю искушение рассказать ему правду, ведь его племянник тот еще кадр. Но я понимаю, что это повлечет за собой кучу неприятностей для Флина. Поэтому я повторяю:
– Я вышла в сад, поскользнулась и ударилась подбородком.
Он недоверчиво смотрит. Сомневается. Но я хочу, чтобы он мне поверил:
– Ты же знаешь, что я страшно неуклюжая на снегу. Но не волнуйся, со мной все хорошо. Хуже будет, если останется шрам. Надеюсь, что будет не очень заметно.
– Ты кокетка, – улыбается Эрик.
Смотрю на него с нескрываемой нежностью.
– У меня очень красивый жених, и я хочу, чтобы он гордился мною, – поясняю я.
Эрик ложится рядом со мной и обнимает. Я чувствую, как он дрожит.
– Я всегда горжусь тобой, моя малышка. – Он ныряет головой в ложбинку моей шеи и добавляет: – Не прощу себе того, что меня не было рядом. Не прощу себе этого.
Я теряю дар речи, поняв, насколько он расстроен. Он боится представить, что могло бы произойти. Я закрываю глаза. Я очень устала и разбита. Прижимаюсь к нему и засыпаю в его объятиях.
Когда я просыпаюсь на следующее утро, меня ждет сюрприз. Рядом со мной Эрик, и он еще спит. Сейчас восемь тридцать утра, и это первый раз, когда я просыпаюсь раньше него. Я улыбаюсь и с любопытством его рассматриваю. Он такой красивый. Спящий и расслабленный Эрик – это самое прекрасное, что я когда-либо видела в жизни. Я замерла и не шевелюсь. Хочу, чтобы этот момент длился как можно дольше. Я долгое время наслаждаюсь этой картиной, как вдруг он открывает глаза и смотрит на меня. Я тут же схожу с ума от его голубых глаз.
– Доброе утро, любовь моя.
Он с удивлением на меня смотрит и спрашивает:
– Который час?
Я с любопытством снова смотрю на часы и отвечаю:
– Почти девять часов.
Эрик долго не сводит с меня глаз, и, видя его выражение лица, я спрашиваю:
– Что такое?
Он проводит рукой по волосам и убирает их с лица.
– Ты хорошо себя чувствуешь?
Я потягиваюсь и отвечаю:
– Да, дорогой, не волнуйся.
Эрик садится в постели, и я тоже встаю. Затем он идет в ванную, а я, еще раз потянувшись, следую за ним. Но когда вхожу в ванную комнату и вижу свое отражение в зеркале, я вскрикиваю:
– Господи, я настоящее чудовище!