– Стреляй! – потребовал Мэтью.

Я отпустила тетиву. Стрела прошла мимо копны и упала на пол.

– Попробую еще раз, – сказала я, нагибаясь к колчану.

– Я видел, как ты ведьминым огнем атаковала вампиршу и прожгла ей дыру в груди, – тихо напомнил мне Мэтью.

– Мне не хочется вспоминать о Жюльет.

Я пыталась поместить стрелу в борозду лука и не смогла: дрожали руки. Тогда я опустила лук.

– И о Шампье. И о том, что мои магические силы полностью исчезли.

– О чем еще ты не хочешь вспоминать? – спросил Мэтью.

– О том, что заставила увянуть сочную айву. О разноцветных нитях в углу и ауре, которую вижу вокруг людей. Разве нельзя отложить эти разговоры хотя бы на неделю?

Моя магия – а точнее, ее отсутствие – снова стала постоянной темой наших разговоров.

– Я предполагал, что стрельба из лука пробудит твой ведьмин огонь, – сказал Мэтью. – И воспоминания о Жюльет могли бы этому помочь.

– А почему бы не дать мне просто упражняться? – спросила я, теряя терпение.

– Потому что нам нужно понять причину изменения твоей силы, – спокойно ответил Мэтью. – Поднимай лук, вкладывай стрелу и выпускай ее.

– На этот раз я хотя бы попала в копну, – сказала я, когда стрела угодила в правый верхний край копны.

– Это-то и скверно. Ведь ты целилась ниже.

– Ты портишь мне все удовольствие от стрельбы, – попыталась пошутить я.

Мэтью даже не улыбнулся:

– К искусству выживания нельзя относиться легкомысленно. Вложи новую стрелу, но перед прицеливанием закрой глаза.

– Хочешь, чтобы я положилась на интуицию? – нервозно засмеялась я.

Я вложила новую стрелу. Цель находилась передо мной, но я не стала сосредоточиваться на ней, а вняла совету Мэтью и закрыла глаза. И сразу же ощутила отвлекающее давление воздуха. Он давил мне на руки и бедра, тяжелым плащом ложился на плечи. Одновременно воздух помогал мне удерживать наконечник стрелы на нужной высоте. Я изменила позу, расправив плечи и отталкивая воздух. В ответ легкий ветерок зацепил прядку волос, отведя их от уха.

«Чего ты хочешь?» – мысленно спросила я, недовольная вмешательством ветра.

«Твоего доверия», – прошептал мне ветер.

От удивления у меня приоткрылся рот. Затем открылся мой ведьмин глаз, и я увидела, что наконечник стрелы горит золотистым огнем. Этот огонь передался ему в кузнице, где его ковали. С тех пор золотистое пламя было заперто внутри наконечника. Оно хотело вырваться наружу, но такое могло случиться не раньше, чем я освобожусь от страха. Я тихо выдохнула, мысленно создавая пространство для веры. Мое дыхание понеслось вдоль древка. Я отпустила тетиву. Стрела полетела. Мое дыхание удерживало ее на нужной высоте.

– Попала!

Глаз я не открывала, но твердо знала, что на сей раз поразила цель.

– Да, попала. Весь вопрос, как это у тебя получилось.

Мэтью взял лук, готовый выпасть из моих рук.

– Я ощутила огонь, плененный внутри стрелы. А вокруг древка и наконечника – плотный сгусток воздуха, – объяснила я и только теперь открыла глаза.

– Ты ощутила природные стихии. Так было, когда в Мэдисоне ты почувствовала воду под садом Сары. Так было и в Олд-Лодже, где ты выпустила наружу солнечный свет, таившийся в айве, – задумчиво произнес Мэтью.

– Иногда мне кажется, что мир полон невидимых возможностей, которые мне не ухватить. Если бы я, как Фетида, могла менять и собственный облик, я бы знала, как всем этим управлять.

Я решила еще поупражняться. Пока мои глаза оставались закрытыми, стрелы поражали цель. Но стоило мне хотя бы ненадолго их открыть, как стрела летела вбок или падала, едва покинув лук.

– На сегодня хватит, – сказал Мэтью, растирая мне затекший участок спины возле правой лопатки. – Шеф говорит, что через пару дней начнутся дожди. Проедемся верхом, пока погода благоприятствует.

Шеф не только был отменным кулинаром и кондитером, но и отличался умением предсказывать погоду. К подносу с завтраком он обычно прикладывал листок с прогнозом на этот день.

Мы покатались по окрестностям, а на обратном пути увидели костры, разведенные прямо в поле. На башнях Сет-Тура пылали факелы. Сегодня начинались сатурналии, открывавшие череду празднеств в замке. Филипп с его экуменическими воззрениями стремился потрафить всем, уделяя одинаковое внимание древнеримским и христианским традициям. К ним примешивался даже скандинавский Йоль, что намекало на отсутствующего Галлогласа.

– Вот уж не думал, что вам так скоро наскучит общество друг друга! – встретил нас голос Филиппа.

Как всегда, от его голоса сотрясались стены. Мы посмотрели наверх. Отец Мэтью стоял на галерее для музыкантов. Его голову украшали развесистые рога, делавшие Филиппа похожим на диковинную помесь льва и оленя.

– Мы думали, что не увидим вас еще недели две. Но раз уж вы здесь, займитесь делом. Возьмите звезды и луны и развесьте их по стенам.

Обилие зелени преобразило большой зал. Здесь пахло, как в лесу. Вдоль стены выстроились винные бочки, доступные любому из гостей. Нас встретили приветственными возгласами. Помощники Филиппа попросили Мэтью прикрепить над очагом большую зеленую ветвь. Он проворно вскочил на мраморную полку. Чувствовалось, Мэтью проделывал это не впервые.

Общее веселье захватило и нас. Когда подали ужин, мы с Мэтью вызвались разносить угощение. На сегодня все поменялись местами: слуги стали господами, а настоящие господа им прислуживали. Мой телохранитель Тома вытащил длинную соломинку и стал предводителем сегодняшнего праздника – Владыкой Буянов. Мальчишка важно восседал на месте Филиппа (под его тощий зад пришлось подложить несколько подушек). Голову Тома украшала драгоценная золотая корона с рубинами, входящая в число семейных реликвий. К короне он относился без малейшего почтения, словно она была бутафорской. Филипп играл роль придворного шута и безропотно выполнял любые глупейшие и сумасброднейшие распоряжения Тома. Так, мальчишка заставил Филиппа исполнить романтический танец с Аленом, причем отец Мэтью танцевал за женщину, раздразнить собак игрой на писклявой флейте и превратить тени в драконов, карабкающихся по стенам. Малышня визжала от восторга и страха.

Не забыл Филипп и взрослых, предложив им хитроумные азартные игры, пока он развлекает детей. Каждый взрослый получил мешочек с фасолью. Фасолины заменяли монеты в ставках. Задача была проста: собрать их как можно больше. Победителя в конце вечера ожидала кругленькая сумма настоящих денег. Находчивая Катрин догадалась обменивать свои поцелуи на чужие фасолины. Я в игре не участвовала, а так наверняка побилась бы об заклад, что деньги достанутся ей.

На протяжении вечера я несколько раз замечала Мэтью и Филиппа стоящими рядом. Они обменивались шутками или перебрасывались словами. Отец и сын отличались цветом волос, но в остальном были очень похожи. Все эти дни Филипп находился в приподнятом настроении, и это сглаживало острые углы в характере Мэтью. Хэмиш был прав: попав в XVI век, Мэтью стал другим. Пожалуй, даже утонченнее. Вопреки страхам, охватившим меня в Мон-Сен-Мишель, он по-прежнему оставался моим.