За следующей белоснежной шапкой, сквозь которую торчали редкие кусты орешника, послышался лай собак. Лес заметно редел с каждым солдатским шагом. Остановились у старого дуба, отчётливо улавливая в воздухе запах дыма. Лейтенант снял с плеча автомат и в три прыжка влез на дерево. Ловко перебирая цепкими руками толстые ветви, офицер забрался довольно высоко. Замер там наверху, чем вызвал испуг у ребят. Бойцы обступили дерево, уставившись вверх, затаили дыхание. Синицын так же ловко спустился вниз. Осторожно притянул плечи солдат ближе к себе.

– Там они, много. На чердаке крайнего дома какой-то мудак курит. Если это снайпер, то у него точно ПНВ имеется. А где снайпер, там и пулемётчик. Обойти село – это ещё километра три. И не факт, что туда, куда нужно, идём, хлопцы. Где наши? Слева или справа?

– О координатах они ничего не говорили, – ответил растерянно Мустафаев.

– Ещё бы, – взглянул на часы Игорь. – Где нам этот «Маяк» искать? Так до утра ползать будем. Ладно, движение – это жизнь, ребятки. Обходим село по флангу и втягиваемся в глубь леса. Держимся от дороги как можно дальше. Не наткнёмся на своих, до упора идти будем. Нельзя на месте стоять. Вперёд.

В эту секунду по ту сторону села в небо взлетели три жёлтых звёздочки осветительных ракет. Взлетели почти синхронно, зажигая в сердцах бойцов последнюю надежду.

– Вот он, «Маяк», пацаны, – хлопнул с радостью по плечу танкиста Игорь, чуть не сбив бойца с ног.

– Наши, наши, – шептали солдаты, наблюдая за тем, как гаснут ракеты.

– Я знал, товарищ лейтенант, что мы не потеряемся, – не унимался Кожевников. – Катерина, я иду, родная, – бубнил он себе под нос.

– Ну, чего запели, зелень? – строго оборвал солдат Синицын. – До своих ещё добраться нужно.

Осторожно, не спеша, обходя кусты и тропы, от дерева к дереву шли бойцы. Замирали по взмаху руки лейтенанта и продолжали движение по его команде. Солдаты согревали дыханием замёрзшие пальцы, смотрели в спины друг другу, боясь смотреть по сторонам. Всюду мерещился противник. Нога непременно должна была сорвать растяжку или наступить на противопехотную мину. Казалось именно в эту секунду прогремят выстрелы, разрывая в клочья бушлаты, пробивая беззащитные тела насквозь. Снег хрустел под ногами, оглушая своим хрустом и заполняя этим звуком сознание каждого. Мысленно лейтенант возвращался к месту боя, пытался вспомнить, как погиб майор Кузнецов и как в правый борт его БМП ударили гранатой. Андрей Колеватов видел перед собой счастливое лицо командира танка и то, как он довольно натягивает на свою кудрявую голову зимний шлемофон. Женя Меньшиков, сморкаясь и кашляя в кулак, до сих пор помнил количество писем, переданных дембелям для отправки со всего батальона. Лишь Кожевников ни о чём не думал и хотел просто выкурить сигарету и лечь спать.

– Товарищ лейтенант, дизель завёлся, слышите? – прошептал за спиной офицера Мустафаев. – И не один. Может, уходят они из селато? Прижала их десантура.

– Чем прижала, Мустафаев, задом? – нервно отреагировал Игорь. – Шастают суки туда-сюда. Колонну нашу сожгли и в село спокойно вернулись. Ни хрена мы воевать не научились… Как майор погиб, кто видел?

– Он пытался боем руководить, – поравнялся с Синицыным сержант Меньшиков, – минуты полторы, наверное. Потом его снайпер снял, прямо в лоб. Его последние слова были «бегом из машины». Это я чётко запомнил. Потом по БТРу с РПГ вмазали, и солярка вспыхнула, а дальше как в тумане.

– Почему по противнику не стрелял? – строго спросил офицер.

– Я стрелял, – повысил голос сержант от обиды, – только куда – не знаю.

– Тише ты, герой. Танкиста ко мне!

– Есть, – ответил Женя и обернулся назад. – Товарищ лейтенант, нас только четверо. Колеватов пропал.

– Как пропал? – переспросил, оборачиваясь, Синицын. – Кожевников, где Колеватов?

– Не могу знать, за мной шёл, – испуганно ответил механик.

– Так, сержант со мной, вы оба здесь, – приказал офицер, передёрнув затвор автомата.

Тело танкиста нашли в ста метрах позади. Оно билось в конвульсиях, издавая слабые стоны. Руки и ноги неестественно вывернуло, как будто парень пытается ползти во все стороны одновременно. Страх от увиденного сковал сержанта, и он замер на месте, не понимая, что происходит. Офицер кинулся к танкисту на помощь, пытаясь перевернуть голову бойца на бок. Рот пузырился пеной, глаза закатились, пальцы рук судорожно царапали мёрзлую землю.

– Чего замер? Помоги мне! – приказал Игорь. – Сними с него автомат, ноги придержи, я попробую ему пасть раскрыть. Задыхается он. Язык запал, наверное. Чёрт, как таких в армию берут?

– Что с ним? – схватился за ноги танкиста сержант.

– Ты, что, ни разу припадок эпилепсии не видел? – повернулся к Меньшикову офицер, продолжая разжимать челюсть бойца. – Сука, ещё этого мне не хватало.

– Сильный, гад, – навалился всем телом сержант.

– Оставь его, – разжал челюсть бойца Синицын и вставил в рот кляп. – Дышит, сейчас очухается. Чуть язык себе не откусил, бедолага.

Андрей мычал и вращал глазами, постепенно успокаиваясь. Конечности наконец ослабли, танкист разжал кулаки и выпрямил ноги в коленях. По щекам покатились капли слёз. Лейтенант аккуратно вытащил свои вязаные перчатки из его рта и бережно приподнял голову парню, стряхивая с волос налипший снег.

– Жду объяснений, боец, – сказал спокойным тоном Игорь.

– Черепно-мозговая, с учебки ещё, – тяжело дыша, ответил Колеватов. – Дембеля перевоспитать пытались. Уже второй раз такое.

– Ничего, жить будешь. Почему в медсанбат не доложил? Командиру своему, в конце концов?

– Так некогда, война ведь идёт.

– Тебе лечиться нужно, а не воевать, – приподнимаясь с земли, сказал офицер. – Как ты танк-то водишь? Сам идти сможешь?

– Смогу.

– Сержант, помоги товарищу, – приказал Синицын. – За мной шагом марш!

Мустафаев и Кожевников тихо разговаривали друг с другом, сидя под кроной яблони. Прерывались на звук, целясь автоматами в темноту, и снова шептались, как двоечники на последних партах.

– Вроде не стреляют, значит, нормально всё, – зевнул Кожевников.

– Здесь и по-тихому убить могут, – ответил наводчик, поглаживая цевьё Калашникова.

– Чего ты всё время краски сгущаешь, Ренат? Через час-другой в блиндаже греться будем. Может, десантники тельняшку подарят. Крылатая пехота – родня как-никак.

– После беседы с особистом тебе новую форму выдадут. И родственников по камере найдут.

– А при чём тут особый отдел?

– Вопросы задавать любят неудобные, – сплюнул на снег Мустафаев, – сами-то пороху не нюхали, в атаку не ходили, колонны не сопровождали. Армейская милиция, мать её… – Идут, – насторожился Кожевников.

Между деревьями показались силуэты офицера и двух солдат. Сержант придерживал за локоть Колеватова, но парень всё время высвобождал руку, стараясь идти сам без чьей-либо помощи. Бойцы вскочили, почуяв неладное, и вышли навстречу.

– Что случилось? – обратился Мустафаев к Синицыну.

– Ничего, заплутал танкист немного, – твёрдо ответил лейтенант, дав понять, что не собирается обсуждать эту тему. Игорь взглянул танкисту в глаза, но парень отвёл взгляд, уставившись куда-то под ноги. – Ладно, с кем не бывает. Идём дальше. Смотрите друг за другом, помогайте друг другу. Вы теперь одна семья. Сержант замыкающий, танкист за мной.

С предполагаемых позиций десантников раздались до боли знакомые залпы миномётных орудий. Тяжелым и низким эхом запел пулемёт «Утёс». По всему селу мигали огоньки разрывающихся мин. Солдаты упали в снег, прикрыв головы руками. Раздался женский крик, разрывая тишину, смешиваясь с беспорядочной стрельбой с обеих сторон. Белыми, красными и зелёными пунктирами летели пули в разные стороны. Вспыхнули дома на окраинах, освещая дороги жёлтыми языками пламени. Мустафаев узнал по звуку пушку 2А42.

– На БМД в село врываются, – улыбнулся Ренат, – бинокль бы сейчас с ночником.

– А толку? Основная группа давно ушла, теперь они с прикрытием воюют, – произнёс офицер, не отрывая глаз от панорамы боя. – Может, мы им выход перекроем, а, бойцы? Дорога недалеко, и выходить они на нас будут. Отомстим за погибших товарищей? Чего молчите, зелень?

– Если это приказ, товарищ лейтенант, то мы его выполним в любом случае, – ответил за всех сержант.