С женскими гаметами проблема аналогична. Яйцеклетка может оставаться в своей природной среде, в теле женщины. Исследуются лишь «полярные тела». Сами по себе они никчемны и нежизнеспособны, но их структуры идентичны или дополнительны по отношению к сестринской клетке, причем дополнительные многочисленнее идентичных. Таким образом, структура яйцеклетки может быть точно определена.

Теперь половина карт лежит лицом вверх. И следовательно, мы уже знаем, какие карты лежат к нам рубашкой, и можем начинать делать ставки – или дожидаться следующей сдачи.

Писатели-романтики первых дней генетической эры мечтали о многих фантастических возможностях создания живого существа – о «рожденных в пробирке» и чудовищах, сформированных направленными мутациями, о детях, рожденных без участия отца или собранных по кусочкам от сотни разных родителей. Все эти ужасы действительно возможны – что доказали генетики Великого хана, – но мы, граждане этой республики, отвергли подобное вмешательство в поток нашей жизни. Дети, рожденные при помощи генетического отбора по усовершенствованной методике Ортеги-Мартина, происходят от нормальной зародышевой плазмы, рождаются нормальными женщинами и появляются на свет обычным путем.

Лишь в одном они отличаются от своих предшественников – это лучшие дети, каких могли бы произвести на свет их родители!

На следующий вечер Монро-Альфа снова посетил свою ортосупругу. Она встретила его улыбаясь:

– Две ночи подряд! Можно подумать, ты ухаживаешь за мной, Клиффорд!

– Мне казалось, тебе хочется пойти на этот прием, – деревянным голосом ответил ей Монро-Альфа.

– Дорогой, ну конечно хочу. И очень рада, что ты меня берешь с собой. Полминуты, я только оденусь. – Она встала и с легкостью и изяществом выскользнула из комнаты. В свое время Ларсен Хэйзел была популярной звездой танца – как в записи, так и в прямом эфире. Но у нее хватило ума вовремя бросить сцену и не бороться за место под солнцем с более молодыми. Ей сейчас было всего тридцать – на два года меньше, чем мужу.

– Я готова, – сказала Хэйзел, едва ли не в точности уложившись в обещанные полминуты.

Монро-Альфе следовало, разумеется, отметить ее костюм, который и в самом деле того заслуживал, – он не только подчеркивал восхитительную фигуру, но своим ярко-зеленым русалочьим цветом замечательно сочетался со всем остальным: волосами, сандалиями, заколками для волос и пряжкой. Все они были того же цвета потускневшего золота, что и обтягивающий, с металлическим отливом костюм Монро. Он должен был, по крайней мере, отметить, что она учитывала его цвета, подбирая себе наряд. Но вместо этого он лишь сказал:

– Прекрасно. Мы как раз успеваем.

– Это новое платье, Клиффорд.

– Очень милое, – любезно заметил он. – Мы идем?

– Да-да.

По дороге он говорил мало, внимательно следя за движением, как будто их маленькая машина без его помощи не могла отыскать путь в столпотворении транспорта. Когда они наконец опустились на крышу стоявшего на отшибе жилого «крольчатника» и Монро-Альфа начал приподнимать откидной колпак, Хэйзел положила руку ему на плечо:

– Клиффорд, подожди. Можем мы немножко поговорить, пока не потерялись в толпе?

– Ну разумеется. Что-нибудь случилось?

– Ничего. Или – все. Клиффорд, дорогой, нам совершенно незачем тянуть со всем этим дальше.

– То есть? Что ты имеешь в виду?

– Ты поймешь, если хоть на минуту задумаешься. Я больше не нужна тебе – разве не так?

– Но… Как ты можешь такое говорить? Ты замечательная женщина, Хэйзел. О лучшей трудно даже мечтать. – Да?.. Может быть. У меня нет тайных пороков, и, по-моему, я ни разу тебе не сделала ничего плохого. Только я не про это. Тебе больше нет со мной никакой радости, я тебя больше не вдохновляю.

– Но… Это же все не так! Я не мог бы пожелать себе лучшего товарища, чем ты. У нас никогда не было ссо…

Хэйзел прервала его жестом:

– Ты все еще не понимаешь. Может, было бы даже лучше, если бы мы иногда хоть немного ссорились. Тогда бы я, может, наконец поняла, что происходит там, внутри, за этими твоими большими серьезными глазами. Да, пожалуй, я тебе нравлюсь – насколько тебе вообще может кто-нибудь нравиться. Иногда тебе даже со мной хорошо – когда ты устал или просто под настроение. Но этого мало. И я слишком люблю тебя, дорогой, чтобы меня это не тревожило. Тебе необходимо что-то большее, чем могу дать я.

– Не представляю себе, каким образом женщина могла бы мне дать большее.

– А я знаю, потому что когда-то сама могла это делать. Помнишь то время, когда мы только что зарегистрировали наш брак? Вот тогда ты испытывал душевный подъем. Ты был счастлив. И делал счастливой меня. Ты так трогательно радовался мне и всему, что со мною связано, что порой мне хотелось заплакать просто оттого, что ты рядом.

– Но я и не перестаю тебе радоваться.

– Сознательно – нет. Но мне кажется, я понимаю, как это произошло.

– Как?

– Тогда я все еще была танцовщицей. Великой Хэйзел, première danseuse[12]. Всем, чем ты никогда не был. Блеск, музыка и яркий свет, гламурная жизнь. Ты заходил ко мне после представления – и, чуть завидев меня, становился таким гордым, таким счастливым! А я – я была так увлечена твоим интеллектом (он и сейчас увлекает меня, дорогой) и так польщена твоим вниманием…

– Ведь ты могла выбрать любого красавца в стране!

– Никто из них не смотрел на меня, как ты. Но дело не в этом. Гламурная жизнь меня не интересует – и никогда не интересовала. Я была лишь трудолюбивой девушкой, делавшей то, что она лучше всего умеет. А теперь огни погасли, музыка смолкла – и я тебе больше не нужна.

– Не говори так, девочка.

Хэйзел снова положила руку ему на плечо:

– Не обманывай себя, Клифф. И не бойся задеть мои чувства. Они всегда были скорее материнскими, чем романтическими. Ты – мой ребенок. И ты несчастлив. А я хочу видеть тебя счастливым.

– Что же делать? – беспомощно пожал плечами Монро-Альфа. – Даже если все обстоит именно так, как ты говоришь, – что же с этим поделаешь?

– Попробую угадать. Где-то есть девушка, и вправду такая, какой ты себе меня когда-то представлял. Девушка, которая сможет дать тебе все, что когда-то давала я, просто оставаясь при том сама собой.

– Хм! Не представляю себе, где ее найти. Такой не существует в природе. Нет, девочка, корень зла во мне, а не в тебе. Это я скелет на празднике. Я угрюм от природы – вот в чем дело.

– Сам ты «хм»! Ты не нашел ее только потому, что не искал. Ты угодил в колею, Клифф. По вторникам и пятницам – ужин с Хэйзел. По понедельникам и четвергам – занятия в спортзале. По уик-эндам – выезд за город и поглощение природного витамина D. Тебя надо вышибить из колеи. Завтра я иду и регистрирую «по взаимному согласию».