В частности, в июне 1913 г. были упразднены все районные охранные отделения. При этом все их дела были переданы в ведение местных ГЖУ. Одновременно с этим жандармским офицерам было запрещено просить о переводе из корпуса жандармов в армию. Тогда же были уничтожены органы секретного наблюдения в войсках. Военное руководство традиционно негативно относилось к жандармам в армии. Сталкиваясь с подрывной работой в войсках, оно стремилось «не выносить сор из избы», а поскорее замять дело во избежание скандала. Джунковский приложил немало сил и энергии, чтобы убедить военного министра Сухомлинова и командующего войсками Николая Николаевича в необходимости ликвидировать «омерзительную агентуру в войсках». Это во многом осложнило контрразведывательную работу в армии.

В январе 1914 г. С. П. Белецкий по поручению В. Ф. Джунковского обратился к Л. А. Ратаеву с предложением продолжить сбор и передачу информации о деятельности масонских организаций и взаимоотношениях их с Россией. В первом письме директору Департамента полиции А. В. Брюи де Сент-Ипполиту 23 августа 1914 г. Ратаев обращал внимание руководства российских спецслужб на тесную связь масонства с пацифизмом. По словам Ратаева, масонская пропаганда пацифизма являлась одним из наиболее могущественных средств дезорганизации современного общественного строя в России. В письме подробно излагалась история антивоенного движения и его связь с масонскими организациями. Главная цель, которую ставили противники России в преддверии грядущей войны, заключалась в деморализации российской армии, которая, по их выражению, являлась «главным оплотом реакции». Кроме того, они активно поддерживали финских националистов и сторонников «мазепинского движения» на Украине.

В добавление к этому письму Ратаев обращал внимание на деятельность масонских лож в Турции и Македонии. В другом письме содержалась подробная информация о деятелях российского масонства. Однако его записки остались невостребованными. Последний документ Ратаева о масонах относился к февралю-марту 1916 г. Однако тогдашний директор Департамента Е. К. Климович, прочитав его, какого-либо хода документу не дал.

Документы и материалы Л. А. Ратаева хорошо согласуются с деловой перепиской российских военных атташе (по терминологии того времени — военных агентов) с руководством российского Генерального штаба. В частности, речь идет о донесениях русского военного атташе во Франции графа Г. И. Ностица военному министру Российской империи В. А. Сухомлинову.

Генерального штаба полковник граф Григорий Иванович Ностиц был высококвалифицированным, талантливым российским разведчиком. Он родился 23 января 1862 г. в аристократической, весьма состоятельной дворянской семье. Закончил Московский университет, 2-е Константиновское училище и Николаевскую академию Генерального штаба по первому разряду. Службу проходил на строевых и штабных должностях в гвардейской кавалерии. С 5 марта 1898 г. по 3 апреля 1900 г. исполнял обязанности военного агента в Берлине, затем продолжал службу делопроизводителем в Военно-учетном комитете Главного штаба. Это был главный аналитический орган российской разведки и контрразведки. В 1901-1908 гг. занимал должность штаб-офицера для поручений при штабе генерал-инспектора кавалерии. С 3 августа 1908 по 1 марта 1912 г. — российский военный агент в Париже. После возвращения из заграничной командировки до 1915 г. был начальником штаба гвардейского корпуса, а затем состоял в распоряжении начальника Генерального штаба.

Предшественником Ностица на посту военного агента в Париже был Владимир Петрович Лазарев. Это был очень сильный, глубокий, всесторонний аналитик. В военных кругах французского общества он был весьма непопулярен. Причиной этого было скептическое отношение российского разведчика к боеспособности французской армии. Именно он предложил французскому Генеральному штабу план действий против возможного наступления германских армий по левому берегу Мааса через территорию Бельгии. Он много потрудился над этим планом, однако французские военные аналитики оставили его без внимания. Прогнозы В. П. Лазарева подтвердились во время Первой, а затем и Второй мировой войны, когда германские войска действительно вторглись на территорию Франции вдоль левого берега Мааса.

В отличие от В. П. Лазарева Григорий Иванович Ностиц быстро и легко вошел во французские военные круги. Поток информации в ГУ ГШ резко возрос. Количество документов, отправляемых им в Санкт-Петербург, указывал впоследствии его преемник граф Алексей Игнатьев, производило сильное впечатление астрономическими цифрами исходящих номеров. Ностиц был весьма богатым человеком и даже затмил российского посла роскошными приемами. Это позволило ему получить весьма ценные источники информации во всех слоях французского общества. Он также весьма критически относился к демократизации французской армии и сообщал в Петербург: «Дрейфусовское дело, дав возможность этим людям произвести разлад в военной среде, разбило прежнее единство, и с тех пор под влиянием жидовствующих и масонских правящих кругов целый ряд мер был направлен к низвержению лучших французских военных элементов и к уничтожению принципов, на которых основана военная дисциплина».

Особую озабоченность у него вызывал подрыв принципов офицерской корпоративности, когда «чувство товарищества и принадлежности к одному целому было среди офицеров в корне потрясено». Большой блок информационных материалов русского военного агента касался внутриполитических проблем Франции. Основными препятствиями на пути укрепления обороноспособности страны перед лицом германской угрозы он считал «пацифистов, социалистов, масонов и представителей еврейского капитала, а также тайных германофилов из числа перечисленных выше недоброжелателей России».

Информируя руководство ГУ ГШ о масонах и финансовых кругах, проникнутых русофобией, в марте 1909 г. Ностиц сообщал о сочувственном восприятии сербского дела широкими кругами французской общественности, не исключая, кстати, и масонов, многие из которых были настроены антиавстрийски. Однако тут же он делал оговорку, что «довольно влиятельная группа политических и в особенности финансовых деятелей предпочла бы заключение соглашения с Германией для обоюдного провозглашения в случае австро-русского конфликта». Содержание служебных записок, рапортов Ностица носило ярко выраженный антимасонский характер. Членам масонских лож он отводил роль «пятой колонны» прогермански настроенных элементов французского общества, выступавших с критикой императорской России. В 1909 г. эта тема становится доминирующей в его информационных материалах, направляемых в Штаб-квартиру российской разведки. Негативная оценка места и роли масонства в общественно-политической жизни западноевропейских стран заметно усиливалась. В распоряжении Ностица оказывались документы и материалы, которые свидетельствовали о серьезных нападках масонов на франко-русский военный союз. «При том влиянии, которым масоны пользуются во Франции, — писал он, — и при их недружелюбии к России они отныне будут в состоянии придать новую силу стремлениям тех, которые стремятся поколебать существующее во французском народе верование в необходимость франко-русского союза».

Поиск внутреннего врага был весьма характерен для оборонного сознания представителей военной элиты многих стран, в том числе и Российской империи. Это так или иначе заставляло их внимательно относиться к деятельности тайных политических обществ и видеть в них серьезную деструктивную силу. Очевидно, именно это обстоятельство побудило Ностица направить военному министру В. А. Сухомлинову специальное сообщение о завершении совместного «съезда» французских и германских масонов в Баден-Бадене, на котором представители французских лож публично отказались от всякой мысли о возвращении Эльзаса и Лотарингии. «Почин в этом принадлежит масонской ложе г. Венсана, близ Парижа, — сообщал Ностиц, — резолюция была принята единогласно всеми ложами Франции. В Эльзасе и Лотарингии это возбудило сильное негодование, члены масонских лож, по заявлениям французских газет, решили выйти из масонской секты». Антимасонская и антисемитская тональность сообщений Ностица отчасти являлась проявлением настроений российского высшего офицерства накануне мировой войны.