Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда они разбили вечером лагерь и стали готовиться к ночлегу, Бэйр спросил:
— А откуда он возник, этот Камень Драконов?
Араван, разбиравший вещи, обернулся и посмотрел на юношу:
— Откуда и как он возник, этого не знает никто, а если знает — не говорит. На драконов, кажется, он наводит ужасный страх, и поэтому они отдали его на сохранение магам, а те дали обет следить, чтобы никто не завладел и не воспользовался этим Камнем, чтобы повлиять на судьбу мира. Но некоторые маги такого обета не давали.
— Черные маги?
Араван кивнул:
— Те, кто был на стороне Гифона во время Великой Войны Заклятия.
— А сейчас Камень Драконов исчез?
— Да, Бэйр, — с тяжелым вздохом ответил Араван. — Он хранился в подземелье, в городе Кейрн. — По лицу Аравана пробежала тень: ему вспомнились трагические события далекого прошлого. — А когда остров Рвн был разрушен, тогда же исчез и Камень Драконов.
— Так, может, он с тех пор и лежит под толщей морской воды?
— Возможно, и так, Бэйр. Возможно, и так.
На следующий день, когда они остановились для ночного привала, Бэйр снова подступил к Аравану с расспросами:
— А где сейчас Арин, Огненная Колдунья?
— Она ушла сумеречным путем на Адонар.
— Она покинула Митгар? А почему?
Араван тяжело вздохнул:
— После смерти Эгила Арин провела долгие годы в печали и скорби, вернулась, чтобы обрести успокоение, в Высший Мир.
Бэйр, нагружая одного из своих верблюдов, спросил:
— Ведь ты говорил, что Раэль тоже ушла в Высший Мир?
— Да, — кивнул Араван, — и она, и Таларин, и Гилдор… И многие другие. Они также вернулись на Адонар, поскольку воспоминания о тех, кого они потеряли в Зимней войне, гнетут их; Ванидор, сын Раэль и Таларина, брат–близнец Гилдора.
— Боги, — произнес Бэйр, взяв в руку кулон. Он поднял кристалл над головой. — Послушай, Араван, возьми его — мне думается, что он предназначался именно тебе.
Араван отстранил протянутую руку Бэйра с зажатым в ней кулоном:
— Не сейчас, Бэйр. Он твой и носи его до тех пор, пока мы не выясним все до конца… Возможно, в Храме Неба.
Бэйр снова надел платиновую цепочку на шею и примирительно произнес:
— Ладно, подожду.
Они продвигались по пустыне все дальше и дальше. На четвертый день неожиданно пошел дождь; тропу, по которой шел их маленький караван, сразу же перерезали бегущие ручейки, и, чтобы не сбиться с дороги, им пришлось остановиться для привала раньше обычного.
На шестой день пути они увидели вдалеке низкую горную цепь, стоящую под углом к горизонту, и, когда солнце перевалило через зенит и начало клониться к закату, путники добрались до развилки, недалеко от которой был караван–сарай, где они и остановились на ночлег. Хозяин был удивлен, увидев в своем заведении эльфа, но за джинна его не принял. Однако жена и дочери хозяина отреагировали на появление гостя иначе и наотрез отказались обслуживать новых постояльцев.
На следующий день, оставив за спиной пески Кару, они двинулись по территории провинции Кхем. Земли, по которым они теперь шли, были более зелеными и живыми. И по мере их продвижения к югу окружающий их пейзаж становился все более обжитым и оживленным.
В течение следующих нескольких дней беспрерывно лил дождь и дул сильный ветер. Такая погода была типичной для здешней зимы, но совершенно не нравилась верблюдам, которые насквозь промокли и всеми возможными способами выражали негодование по этому поводу.
Вскоре путникам стали попадаться плодородные долины, в которых, благодаря недавним дождям, буйно рос хлопок; такого тонковолокнистого хлопка, по словам Аравана, не выращивали нигде в мире. Они проезжали через деревни и города, в которых горластые торговцы не упускали ни единого случая сбыть свой товар, хотя и посматривали на необычных покупателей с подозрением.
А еще путешественники каждый день встречали колонны всадников и группы пеших мужчин, идущих в одном направлении — на север…
Юг готовится к войне.
Некоторые колонны они могли наблюдать лишь издали, когда по клубам пыли в воздухе можно было судить о численности отряда и направлении его движения, другие передвигались по тем же дорогам, что и Араван с Бэйром. И когда передовые ряды колонн приближались к путникам, Араван шипящим шепотом приказывал Бэйру:
— Спрячь лицо, накинь на голову капюшон. — И сам прикрывал лицо, оставляя только щель для глаз. При этом оба путника, дабы не мешать проходу колонн, обычно съезжали с дороги на обочину, к великой радости верблюдов, подкреплявшихся в это время сочной травой.
Когда кхемские солдаты строем проходили мимо, Бэйр обратил внимание, что на знамени, которое они несли, был изображен белый сжатый кулак на черном поле и точно такая же эмблема красовалась на груди каждого воина.
Ехавший позади колонны всадник обратил внимание на путников, которые показались ему подозрительными; он развернул коня, остановился и стал рассматривать их более внимательно, а затем, обратившись к ним, закричал:
— Шу шурл?
— Сан'а мин Сабраб Мляцим, — ответил Араван, почтительным жестом приветствуя всадника.
— Лавейн ряйих?
Араван указал рукой на юго–восток и сказал:
— Ла Дирра.
Вполне удовлетворенный полученными ответами, верховой выкрикнул: «Ракка исаллмак», повернул коня и поскакал вслед за пешей колонной, идущей на север.
Когда колонну и путников разделяло уже значительное расстояние, Бэйр спросил Аравана:
— Что ему было надо?
— Он спросил, какие у нас здесь дела, а я ответил, что мы торговцы из Сабры. Затем он спросил, куда мы направляемся, я сказал, что в Дирру. Он сказал: «Да пребудет с вами Ракка» — и ускакал, лишив меня возможности ответить на это пожелание.
— Ракка?
— Одно из имен Гифона. Ты обратил внимание на их эмблему?
— Да, белый сжатый кулак на черном поле.
— Они называют его Кулак Ракки.
Некоторое время они ехали молча, затем Бэйр спросил:
— А что это за язык, на котором они говорят? Мне следует его выучить.
Араван, кивнув, ответил:
— Я научу тебя тому, что знаю, но, пока ты не научишься прилично им владеть, тебе лучше притворяться глухим.
И они ехали день за днем по стране Кхем. Араван обучал Бэйра языку кабла, а Бэйр, благодаря врожденным способностям к языкам, схватывал все буквально на лету. Но когда им приходилось общаться с горожанами или землепашцами, Бэйр притворялся глухим, не слышащим ни единого звука.