– По-твоему, мне придется отказаться от карьеры? – спросила я.

– Вовсе нет. Я здесь, чтобы научить тебя тому, как получить все радости жизни без ущерба для себя. Поверь, очень даже можно совмещать плодотворную карьеру, где ты делаешь дело всей своей жизни и улучшаешь мир, и семейную жизнь, воспитание детей, общение с мужем, одухотворенный и гармоничный дом. Больше скажу, я обнаружил, что гармоничный и крепкий домашний тыл – это фундамент для успешной карьеры, он подогревает профессиональный пыл.

– Неужели можно преуспевать сразу в обеих сферах жизни? – поразилась я.

– Еще как. – С этими словами Джулиан направился к двери. – Фокус в том, чтобы работать с умом, а не вкалывать, как на каторге. Нужно изменить фокусировку и уяснить, чем ты на самом деле хочешь заниматься, отделив важное от ненужного. Тогда у тебя высвободится время для семьи и для того, чтобы позаботиться о себе, вернуть себе душевную гармонию и радость жизни. Но об этом мы поговорим позже. А сейчас мне пора, у меня назначены разные встречи, – сказал Джулиан с широкой сияющей улыбкой. – Хотел бы я знать, что бы сказали мои былые подружки-модели про мое нынешнее одеяние?

– Ты шутишь?

– Конечно, шучу, Кэти. Я стал человеком, который сам себе хозяин и живет так, как наметил. Мы все должны жить, выполняя свое предназначение. Я теперь живу совсем не так, как тебе помнится по прежним временам. Живу я очень просто, довольствуюсь малым – самым необходимым. Тот повеса и гуляка Джулиан – в прошлом.

– Рада это слышать, братик. Господи, как же я за тебя тревожилась.

– Вот и не тревожься больше. Спасибо, сестричка, ты у меня прелесть. Я тебя обожаю.

На том и простился со мной Джулиан – некогда звезда адвокатских кругов, а ныне просветленный тибетский монах. Он чмокнул меня в лоб и вихрем вылетел за дверь, и шафрановая накидка вилась за ним, как огненный шлейф. Единственным, что теперь напоминало о его посещении, была изящная вещица, которую он оставил у меня на подушке. Золотая бабочка. Я повертела ее в пальцах и увидела, что Джулиан сделал на ней гравировку – такими крошечными буквами, что мне понадобились очки для чтения. Надпись красивым шрифтом гласила:

Кэтрин, твои дети – главная благодать в твоей жизни. Они будут детьми лишь однажды. Пусть они станут для тебя самым важным, и твоя жизнь расцветет. Я рад, что снова дома. Любящий тебя Джулиан.

Как жаль, что двадцать пять лет назад не нашлось никого, кто объяснил бы мне: главное в жизни – не преуспеть в профессии, а воспитать детей достойными людьми.

Ребе Гарольд Кушнер

Если бы все дети вырастали согласно тому, какие надежды они подают в детстве, у нас росли бы только гении.

Иоганн Вольфганг Гёте

С тех пор как меня выписали из больницы и я вернулась домой, прошел месяц. К счастью, как и предсказывал Джулиан, я полностью поправилась, ко мне вернулись жизненные силы и энергия, присущая мне в прежние времена. Но в остальном я очень изменилась, а все благодаря моральному потрясению и духовному пробуждению, которое испытала в самолете на высоте в 35 000 футов. Я решила рационализировать свой образ жизни в том, что связано с работой, и обустроила в подвале нашего дома рабочий кабинет. Теперь дорога на работу занимала у меня ровно одну минуту! А ведь раньше приходилось тратить на нее не менее часа. До чего же мне нравилось работать на дому! Ведь я могла проводить деловые совещания или трансатлантические телефонные переговоры прямо в пижаме. Конечно, мои приоритеты сильно изменились, но я по-прежнему обожала свою работу и особенно тот азарт и волнение, которые она мне доставляла. Я была рада, что Джулиан посоветовал мне не бросать ее совсем. Да и лечащий врач поддержал мою идею работать дома, хотя в то же время он настоятельно посоветовал мне заняться спортом и есть здоровую пищу. Так что теперь у меня была новая диета и серьезные спортивные нагрузки. Больше никаких забегаловок, возле которых я тормозила, чтобы перекусить по пути с работы, никакой пиццы и гамбургеров на дом. Поскольку я больше бывала дома, то проводила больше времени с мужем и детьми; я поставила себе цель вернуть то взаимное тепло и приязнь, которые когда-то согревали нашу семью.

В моей жизни произошла и еще одна важная перемена: мой брат Джулиан, некогда владелец одного из роскошнейших особняков в городе, да к тому же ярый приверженец независимости, этот самый Джулиан теперь решил поселиться с нами под одной крышей. Он устроился в маленькой, но светлой и уютной комнатке над гаражом. Как я понимала, Джулиан ни на йоту не отклонялся от собственных принципов, а поскольку он проповедовал скромность в быту и идею «обходись малым», то и придерживался этого правила на практике, в чем я сама убедилась. Правда, порой мне с трудом верилось, что легендарный Джулиан Мэнтл, краса и гордость адвокатуры, потом – странствующий искатель истины, вернулся из своего путешествия по Гималаям, завершил послушничество в монастыре у таинственных мудрецов и теперь тихо и скромно проживает в комнатке над моим гаражом – в стандартной планировке американских домов такую комнатку обычно называют «бабушкиной». Да уж, жизнь щедра на неожиданные повороты, каких не придумает самое буйное воображение!

Должна сказать, что нынешняя жизнь и состояние Джулиана не вызывали у меня печали или жалости. По всему было видно, что ему хорошо. О, разумеется, я печалилась, что в прошлом жизнь нанесла ему столько тяжелых ударов. Шутка ли – потерять в автокатастрофе малютку-дочь. Джулиан не заслужил такого горя. И все же сейчас вид у Джулиана был самый благостный и довольный. Конечно, брат изменился: он больше не шиковал, не носился по городу на сверкающем алом «феррари», продал свой роскошный особняк и преспокойно довольствовался комнаткой, которая по размерам едва превосходила ванную в его бывшем обиталище. Джулиан перестал быть городской знаменитостью, он уже не пировал с молоденькими красотками-моделями по ночам, не якшался с банкирами, для которых слетать на частном самолете в Нассау, чтобы провести вечерок в казино, было раз плюнуть.

У меня сложилось ощущение, что, потеряв, точнее, добровольно расставшись со всеми материальными благами, Джулиан в своей новой жизни приобрел нечто неизмеримо большее. Он излучал здоровье и мальчишеский задор, как в годы юности, но в глазах его светилась мудрость такой глубины, что у меня мурашки бежали по коже. Я бы сказала так: прежнюю сложную жизнь он сменил на самую простую. И это пошло ему впрок, потому что Джулиан больше не страдал от суеты и расстройства, а жил в свое удовольствие и радовался каждой прожитой минуте. Нет, конечно, милость Божья не оставила его. Напротив, он открыл ее для себя и прямо-таки купался в ней.

Как-то раз Джулиан вошел на нашу залитую солнцем кухню и предложил: