В милицию она попала случайно, за компанию с бывшей подругой, но там, неожиданно для всех, в ней проявились недюжинный характер и упорство. Валентина сделала быструю карьеру, которой завидовали многие мужчины, пробившись в следственную группу по особо важным делам. Теперь уже никого не вводили в заблуждение бездонность синих глаз и мягкий голос, в котором очень скоро слышалось урчание хищницы.

Она оказалась сильной женщиной, но и вся ее сила не могла противостоять потоку служебного негатива, который скоро изменил ее, сделав нервной и жесткой. Она научилась никому не спускать обид, толкаться локтями и отгрызать положенное, а также – не жалеть себя и не откровенничать никогда и ни с кем. На работе ей приходилось проводить слишком много часов. Валентина испортила желудок плохой едой, а ее личная жизнь свелась к убогим эпизодам, происходившим там же, на рабочем месте. В какой-то момент она поняла, что сыта таким бытом по горло, и, скорей всего из протеста, решилась выйти замуж за человека куда слабее себя. Супруг был мелочен и обидчив, он чувствовал, что проигрывает ей по всем статьям, и оттого безудержно ревновал – не только к другим мужчинам, но и к любым эмоциям, которые она испытывала в его отсутствие. Порой это казалось невыносимым, но она однако же проявляла терпение, усматривая в замужестве пусть шаткую, но опору – назло штормам и бурям, бушующим на службе.

Увидев Толяна в компании незнакомого человека, Никитина решила, что ее приятель вляпался в какую-то мелкую гадость и пришел просить о подмоге. Она подошла к ним вплотную, поздоровалась деловито, чтобы дать понять, что у нее на счету каждая минута, и окинула Александра профессиональным взглядом, отметив, что тот не из «крутых» и не представляет никакой опасности. «Ну что, Толик, стряслось? – спросила она со вздохом. – Машину разбил или подрался? Давай только быстрей, я вся в запарке».

«Валентина, Валентина, – покачал головой Толян. – Сразу видно, не веришь ты в меня. А тут такое дело – на звездочку погонную потянет. Киднеппинг – слыхала или, может, в кино смотрела? Веди нас наверх, сейчас изложим тебе весь сюжет».

«Прям сюжет? – хмыкнула Никитина недоверчиво, но что-то подсказало ей, что он не шутит. Она еще раз оглядела Фролова, на этот раз внимательно и очень цепко, кивнула в сторону лестницы: – Ну что ж, раз так, то пошли, – и крикнула дежурному: – Панкратов, оформишь потом пропуска этим двум, – даже не удостоив того мимолетным взглядом».

«Пропуска, – проворчал дежурный, – пропуска без документов нельзя», – но спорить не стал, только сделал недовольное лицо. Валентина Павловна раздражала его ужасно, но была ему не по зубам и хорошо это знала. «Шалава», – пробормотал он сквозь зубы, вспомнив, как несколько лет назад она бесцеремонно отвергла его грубоватые домогательства, и злобно рявкнул: – «Слушаю!» – ни в чем не повинной старухе, смиренно дожидавшейся у окошка.

Тем временем, события на заброшенной турбазе принимали решительный оборот. Пленники, не надеясь на помощь со стороны, приступили к осуществлению своего плана. Все невольно переглянулись – с серьезным и чуть заполошным видом – потом посмотрели на Фрэнка Уайта, лежащего у двери на спине. Тот подал знак – о’кэй – и вдохнул пару раз надрывно и с хрипом. «Нормально, – шепнул Тимофей, – так и действуй. Ты, – повернулся он к Николаю, – помни: руку ему, руку. Я ноги, ну а ты, Лизка, пистолет, если мы сами не схватим».

Елизавета молча кивнула, глаза ее пылали огнем. Царьков подумал мельком, что никогда не видел ее такой красивой, и махнул рукой: – «Давай!»

«Воздуха нет, о-ох, – застонал Фрэнк и захрипел, как настоящий астматик. – Задыхаюсь… болезнь… мне нельзя… – Потом повернулся лицом к дверному проему и выговорил натужно: – Help! Воздух дайте!»

«Смотри, не дышит почти, – крикнул Тимофей чуть громче, чем нужно. – Эй, охрана, тут человеку плохо», – и заколотил кулаками в дверь. Николай тем временем стучал по оконной решетке пустой бутылкой из-под воды, а Бестужева, как опытная медсестра, хлопотала над Фрэнком, оттягивая ему ворот футболки.

«Help, – изредка покрикивал Фрэнк, – I need some air! Дайте дышать, у меня болезнь!»

«Эй, Юрец, ты что, оглох? – неистовствовал Царьков. – Сейчас американец коньки отбросит, будет вам тогда, олухам деревенским. Как понаедет сюда ЦРУ, так вы перед ними волынами-то потрясете… Открывай давай, пусти его на воздух!»

Спектакль получился очень звучным. Охранник, сидевший на крыльце, сразу услышал шум и с минуту пытался оценить ситуацию, явно принявшую характер внештатной. Он и без того был несколько встревожен – его мобильный не ловил сигнала, и на остров никто не ехал, хоть по плану что-то должно было произойти уже к вечеру того же дня. Чутье подсказывало ему, что операция проходит не гладко, и главные трудности еще впереди. Теперь с одной из них ему предстояло справляться в одиночку.

Вздохнув и злобно выругавшись, он обошел дом по периметру и, встав на колени, заглянул в темные окна бильярдной. «Эй вы, что там у вас? – крикнул он хрипло и постучал в стекло. – Свет зажгите, чтоб я вас видел».

«А нет света, – откликнулся Николай, – не работает ни черта. У нас человек задыхается, иностранец. Соединенные Штаты Америки – знаешь такую страну?»

«Help, – стонал Фрэнк. – Give me some fucking air! Дышать нет воздух, совсем здесь нет…»

У него появился отчетливый акцент, его иностранная принадлежность не вызывала сомнений. «Вот козлы!» – сказал бандит с чувством, имея в виду то ли пленников, то ли своих запаздывающих коллег, потом одним движением вскочил на ноги и вразвалочку зашагал к парадному входу, что-то недовольно бормоча. «Эй вы, – заорал он, спускаясь по лестнице, – всем отойти к окнам и замолчать, а то стрельну!»

В замочную скважину ему тоже удалось разглядеть немногое. Три силуэта маячили у противоположной стены, кто-то невидимый хрипел у самой двери, с трудом выдавливая из себя нерусские слова. Охранник потоптался еще, стараясь извернуться, чтобы заболевший попал в его поле зрения, но так ничего и не увидел.

«Чего ждешь, Юрец? – крикнул Тимофей нетерпеливо. – Давай, открывай, тащи его наружу. Помрет – тебе отвечать, не кому-то».

«Небось не сдохнет, – грубо сказал бандит. – Молодой еще подыхать. Наружу не пущу – нельзя».

«Ну как же нельзя? – вступила в разговор Елизавета. – Ты что, не понимаешь, он же задохнется. Вон, смотри, уже не дышит совсем!»

Фрэнк, словно в подтверждение, застонал совсем уж жалобно и издал что-то похожее на детский всхлип.

«Ты зато, симпотная, понимаешь много, – огрызнулся охранник. – Ты что, доктор-айболит? Не ды-ышит… Если до сих пор живет, то наверное дышит! – Он помолчал и заявил категорично, явно приняв решение: – Ну все! Жить захочет, продышится мал помалу – давайте, сидите тихо. Чтоб без баловства у меня».

«Погоди, погоди, – Тимофей, поняв, что тот сейчас уйдет, шагнул от стены к двери, пристально глядя на отверстие в замке. – Ты чего такой зверь, ты человеком-то будь».

Бандит переступил с ноги на ногу, быстро прикинул что-то и осклабился. «А чем я помогу – я ж тем более не врач, – сказал он спокойно. – Я знаешь какой доктор – костолом. Руку если надо сломать или ногу… Я вообще крови боюсь», – добавил он и захохотал.