– Бася, Славек! Это просто чудесно! Божена сможет детей из приюта забрать! Она работы не боится и будет вам до конца жизни благодарна! – с энтузиазмом воскликнула я. На глаза навернулись слезы, а в носу защипало.

– И все-таки, Аня, мы пока не уверены. Не знаем, можно ли ей доверять, – сказал Славек, глядя на жену, а Бася опустила глаза. – Однажды мы уже пробовали помогать людям, и это плохо кончилось. Скажем так, у нас был неудачный опыт.

Меня его слова немного отрезвили. А ведь и правда – все, что я знала о Божене, она рассказала мне сама. Могла ли я с чистым сердцем поклясться в том, что эта женщина честная и трудолюбивая и обладает многими чудесными достоинствами?

– Теперь я сама не знаю. Наверное, вы правы, – ответила тихо.

– Аня, мы уже все обсудили и решили. Привези Божену к нам, мы поговорим с ней, только не надо пока ее обнадеживать.

– Хорошо, я понимаю, что вы хотите обезопасить себя на всякий случай.

Соседи кивнули – они и в самом деле хотели обезопасить себя. И я их понимала.

Я привезла Божену. Отвела к Басе, оставила у них и стала с нетерпением ждать. Надеялась на счастливый конец и светлое будущее. Я так разволновалась, что пришлось выпить успокоительное. Сердце билось бешено, но неровно, а от давления боль пульсировала в висках. Я бесцельно бродила по дому, хваталась за какие-то ненужные дела, чтобы чем-то занять руки. Наконец, через полтора часа, хотя мне показалось, что прошел месяц, Божена вернулась. Вид у нее был как с креста снятый.

– Ну, что там? – подбежала я к ней.

– Не знаю, – ответила она мученическим тоном и пошла в кухню. Поставила чайник, заварила чай и уставилась в темноту за окном. Сидя за столом, я терпеливо ждала. Минуту, может, секунд двадцать. Больше не выдержала.

– Ну, может, расскажешь хоть что-то? Я тут чуть не поседела.

– Извини, я просто не знаю, что и думать.

– Как это не знаешь! – воскликнула я. – Тут и думать нечего, соглашаться надо. Радоваться! И жить долго и счастливо!

– Да, но я боюсь. Все слишком хорошо, чтобы быть правдой. Я этих людей вообще не знаю, а получается, что должна положиться на их милость. Могу ли я им доверять? У меня уже был неудачный опыт с такими доброжелателями.

Я смотрела на нее, как баран на новые ворота, и наконец, не выдержав, расхохоталась.

– Не, вы друг друга стоите! Как две горошины в стручке!

– Ты о чем? – у Божены от удивления глаза округлились.

– Похоже, с Басей и Славеком вы договоритесь! А остальное не мое дело. Спокойной ночи!

Я успокоилась и пошла спать. Свою роль в этом цирке я уже сыграла, а они, если хотят, пусть продолжают представление.

В конце февраля я ехала на своем стареньком «ниссане» забирать Олю из приюта. Ехала нелегально, потому что права вернуть не удалось. Цезарий мне из вредности помогать не стал, да я и не настаивала, потому что денег не было. Где бы я сейчас еще пять тысяч нашла? И потом, в Варшаве я на машине ездить не собиралась.

Стоял хмурый, унылый день. На обочинах лежали груды серой грязи, которая когда-то была пушистым белым снегом. Я ехала, а в моем сердце расцветали маргаритки. Целый цветущий луг! Весь мир покрылся душистым ковром. Однако они немного увяли, когда, забирая Олю из приюта, я поняла, что девочка опять теряет дом, к которому успела привыкнуть. В пятый раз за полтора года. Маргаритки громко вздохнули и опустили головки. Только когда мы подъехали к дому, а Муха, увидев нас, пустилась в пляс от радости, они вытянулись и вновь показали себя во всей красе. В моем сердце расцвела весна. В первый раз за много лет.

Меня зовут Оля. В три года я осталась сиротой. Мне всегда казалось, что у меня было трудное детство. Но когда я нашла записки тети, то поняла, что трудно было не только мне. Жаль, что поняла это слишком поздно. Поздно для моей тети. Поздно для себя.

В тот день в моем теле умерло ровно три тысячи триста нервных клеток, отравив ядом весь организм и мои мысли. Боль вцепилась в спину и осталась там навсегда. Мне очень хотелось выпить. Не знаю почему, но в тот вечер я не могла сопротивляться этому желанию. В первый раз за много лет. Одним стаканчиком дело не ограничилось. Когда я уже достигла блаженного опьянения, то уселась в любимом кресле с псиной на коленях и ждала «Новости», как любая порядочная пенсионерка. Вдруг раздался телефонный звонок. Хорошо, что мобилка лежала рядом и вставать не пришлось. На экране высветился Олин номер.

– Да, Оля? – сказала я.

– Добрый вечер. С вами говорит сержант Рената Заречная из районного комиссариата Варшава-Мокотов. Я говорю с матерью Александры Урбаник?

– Да, – воскликнула я, вскакивая с кресла. – То есть нет… извините, я немного растерялась.

– Понимаю. Но кем вы приходитесь Оле Урбаник? Матерью или бабушкой? – повторила женщина немного громче. Видимо, услышав мой голос, решила, что старушка слегка глуховата.

– Пожалуйста, не кричите. Что случилось? – спросила я. Сердце замерло и не хотело биться. Кровь застыла в жилах. Мне не хватало воздуха. Я запыхтела в трубку.

– Пожалуйста, не нервничайте. С Олей все в порядке. Я могу поговорить с ее мамой?

– Да, это я, – сказала я, когда сердце вновь начало биться. – Только я не мама, а официальный опекун, – попыталась объяснить ситуацию. – Что-то случилось?

– Извините, но в телефоне вы записаны как «мама». Пожалуйста, не волнуйтесь, Оля жива и здорова. Можете к нам приехать на Вита Ствоша?

– Приехать за Олей? – Я посмотрела на часы. Было около семи. Потом взглянула на столик, где стоял бокал из-под коньяка. – А что случилось?

До меня начало доходить, что ситуация серьезная.

– Вы должны приехать и забрать несовершеннолетнюю Александру Урбаник из отделения, – разъяснила мне сержант Заречная.

– Забрать?

– Да!

– А сама она приехать не может?

– Боюсь, что нет. Она в таком состоянии, что одну мы ее отпустить не можем.

– Но я старая женщина! – запротестовала я, пробуя собраться с мыслями.

«Несовершеннолетняя»? «Забрать»? «Не в состоянии»?! Господи, что она опять учудила?!

– Боже, – простонала я дрожащим голосом. – Уже еду.

Я положила трубку и вызвала такси. Через двадцать минут ворвалась в комиссариат и разверзся ад!

Несовершеннолетняя Александра Урбаник пятнадцати лет была обнаружена спящей в собственной блевотине, в автобусе, следующем по маршруту сто шестьдесят два. Пассажиры вызвали полицию. Приехал дежурный наряд, зашел в автобус, установил контакт с несовершеннолетней, препроводил ее в патрульную машину и отвез в комендатуру. Вероятно, несовершеннолетняя употребила алкоголь. Исходя из возраста задержанной, поместить ее в вытрезвитель не представлялось возможным. В целом состояние несовершеннолетней было удовлетворительным, она четко отвечала на вопросы, и не было оснований помещать ее в больницу. Несовершеннолетняя Александра Урбаник предоставила номер телефона, который оказался телефоном ее официального опекуна Анны Слабковской. Опекуна вызвали, чтобы она забрала свою подопечную. Анна Слабковска по прибытии в комендатуру была возбуждена и вела себя агрессивно. Сотрудники почувствовали исходящий от нее запах алкоголя. В отношении Анны С. и ее подопечной было проведено освидетельствование на состояние опьянения, в ходе которого выявлено, что содержание алкоголя в крови составляет соответственно четыре десятых и три десятых промилле. После беседы с гражданкой Анной С. по ее просьбе обеих отвезли домой патрульной машиной. Были составлены рапорты для службы по делам несовершеннолетних районного комиссариата, а также для школы и куратора семейного суда города Варшавы.